— А знаешь, Рыжий, почему имперцев «захребетниками» зовут?
Закончить шутку Винс не успел.
В небе на мгновение потемнело. Пространство во дворе, прямо перед будкой Рыжего, разорвала радужная воронка, и из нее выпали две фигуры, перемазанные в крови и грязи.
Винс хотел было заорать, но звук не шел, как в страшном сне. Рот открыл — а не орется, хоть тресни! И страшно — жуть.
Рыжий глухо зарычал и пошел к… этому. Винс потом ни за что б не признался, но мыслишка мелькнула — пока пес с кошмаром дерется, надо бы за калитку рвануть и дать стрекача. Авось пронесет.
А Рыжий вдруг хвостом завилял! И ну одну из перемазанных фигур вылизывать!
Винсу любопытно стало. Встал, подошел осторожненько. Ба-а-тюшки! Это ж Ангел и эта… пассия папашина, которую тот у князя увел! Ангел больше в кровище угваздана, а пассия в грязище. Подрались, что ли?
От обалдения Винс и не заметил, что впервые мысленно назвал господина «папашей». Как-то очень обыкновенно получилось, будто так и надо.
Ангел с земли поднялась. Покачнулась — Винс подбежал, поддержал аккуратно. Подивился мельком — они же почти одного роста стали! Раньше он на Ангела снизу вверх смотрел, а тут…
— Спасибо, — чуть слышно сказала она. На Винса глянула — а глазищи чернющие! И сверкают!
Винс не отшатнулся, а ведь хотелось!
— Чего стряслось-то?! — выдохнул он.
— Мост упал, — ответила Ангел. Странно как-то ответила. То ли с радостью, то ли будто заплачет сейчас.
— К-как упал?
— Вниз.
Ангел посмотрела на него так мрачно, что у Винса чуть ноги не подкосились. Через несколько очень долгих секунд ее лицо изменилось, стало обычным, а не жуткой маской злой колдуньи.
— Кто-то там, на перевале, убил очень много людей, — сказала она грустно, но уже без отчаяния. — Ксения, — Ангел кивнула на перемазанную в грязи дамочку, — спасла, кого смогла. Теперь ее саму спасать надо.
Винс охнул. Вот ведь! Одно дело в книжках про такое читать, а другое…
Что — другое, Винс не придумал и просто спросил:
— Вам чем помочь, Анна Егоровна?