«Записки о путешествиях. Составлены Эльтарном в году…»
Дальше лист оборван, но это ничего.
Жизнь обретала смысл.
Вот только надо просушить бумажки, за которые эти, ко-люк-ци-ре-ры (слово-то какое! господское!), готовы платить золотом. Скорей бы прогорело, чтоб в погреб попасть.
Винс все листки из-под зипуна вытащил, расправил, как смог, и в книжку сложил. Сушить потом будет, сейчас сберечь бы, а то ветром унесет — не поймаешь.
Дождь зарядил еще пуще, и Винс устроился у забора на бревнышке, соорудив какую-никакую крышу из доски. Подтащил еще мусора покрупнее, чтобы со стороны казалось — нет тут никого, просто гора хлама. Даже чуточку пригрелся. А потом, кажись, задремал…
И прошляпил!
Как есть прошляпил!
Это ж не потайной хутор, а проходной двор!
Стража появилась как будто ниоткуда. Не спится им дома у теплой печки!
Вот Винс тихонько сидит, заваленный провонявшим гарью барахлом… а вот уже болтается, приподнятый за шиворот, а перед носом у него сверкает серебристая бляха следователя.
— Эт-то кто тут у нас? — беззлобно спросил следак. — Ты зачем дом спалил, малявка?
Винс извернулся, повис на державшей его руке и попробовал укусить. Не вышло. Стражник Винса встряхнул за шкирку, только ноги дрыгнулись.
Пахло от стражника незнакомо. От городовых, что Винса, бывало, ловили в Перевальске, несло дешевым табаком, потом, прогорклым маслом и ваксой. А у этого запах был свежим, будто рубаха морозным утром на веревке сохла.
Вот тут Винс и заорал. Что орал — сам потом не помнил. Но про «волков позорных» точно помянул. И про то, что все разборки ему по барабану. До фонаря. Вдоль подола распоследней шлюхи. Потому что деловые месятся, за что — непонятно, а он человек честный. Просто отдохнуть присел.
Следак Винса на землю поставил, но приглядывал, чтоб не удрал. Ага, удерешь тут, громила похлеще охранника, который с «милостью» приходил. Еще и быстрый, как рысь.
Городовые, что со следаком приехали, на пожарище пялились, Винсу ноль внимания. Видали они таких, орущих. На начальство глянули — вразумить, мол, дурачка малолетнего?
Следак только башкой белобрысой мотнул — не трожьте, сам разберусь.
Винс быстро выдохся орать. Слов ругательных он не так чтобы много знал, а повторяться неловко было.
Только когда следак его обыскал, нашел ножик плохонький (что было — то Винс и стянул, без ножа совсем швах) и книжку забрал, Винс чуть не расплакался. Сдержался, не след мужику реветь, зато икать начал. Так и проикал до самого города.