— Мой меч! — кричу я.
Грайя ловко кидает оружие, бросаюсь вперёд, не задумываясь, рублю лезвием по взметнувшимся в мою сторону конечностям, ныряю под ноги и хватаю артефакт. Впиваюсь пальцами в раскалённые камушки и швыряю неизвестно куда своё сознание.
Что это? Вспыхивают бесчисленные звёзды, мгновенно сворачиваются в ослепительные радуги. Неожиданно всё меркнет, перед глазами невообразимо огромная газовая субстанция. Открываю экран. Зарево из огня вздымается над мёртвым городом, Грайя, Зирд и маги с шипением прикрываю глаза, жмурится Семён. Нечто, как ветер, вырывается из огня, экран гаснет, тьма и тишина.
Вагонетка стоит как вкопанная. Ожидаю, нас разорвут толпы обречённых, но слышу удивлённые мысли тысяч людей, я смотрю на них — они преображаются, в глазах появляется осмысленное выражение, но, сколько в них ужаса! Души нашли свои несчастные тела и люди прозрели, но теперь видят, какой кошмар их окружает! Они стали чувствовать боль, увидели разруху и запустение.
«Большинство из них умрёт впервые часы» — угрюмо молвит Зирд.
«Но душа останется!» — парирует Грайя.
А в город тоже вливается душа! Пространство наливается светом. Я вздыхаю с облегчением, он будет спасать своих детей.
Семёна колотит крупная дрожь, я его понимаю, сложно обуздать нервы, увидев такое.
— Теперь можно ехать, — говорю я.
Вагонетка трогается с места и беспрепятственно набирает ход, никто не пытается задержать её.
«У нас была вражда с этим народом, но я бесконечно рад, что наши враги обрели душу» — тягостно звучит мысль Зирда.
«Вы опять станете воевать с ними?» — с иронией спрашиваю я.
Зирд задумался: «Вероятно да, но они сейчас очень слабые, мы не будем нападать на них, пускай наберут силу, тогда схлестнёмся».
«А нужно ли это делать?»
«Так было всегда».
«Вот поэтому химеры начинают одерживать победы» — сухо говорю я.
«Меня посещали те же мысли» — Зирд грустно вздыхает.
Маги с удивлением и почтением поглядывают на меня. Мне неловко от их внимания, но ведь не объясню, же им, что всё произошло спонтанно, до сих пор не понимаю, как это сделал. Я слышу их мысли, они одобряют меня, напряжённость, которую они испытывали ко мне, исчезла. Они уже готовы не работать на меня, а трудится. С некоторых пор я понимаю, как отличаются два, вроде одинаковых, слова. Работа — удел рабов. То, во что не вкладываешь душу — работа. За неё можно получать деньги, но результат будет один, долго плоды работы служить не будут. Но только в труде — душа, изготовленные вещи, будут жить веками. Поэтому, для человека, счастье трудиться, но не работать. Меня постоянно коробит слово — работник, но всегда нравилось — труженик. Может, это на генетическом уровне?
Рассвет наливается силой, словно торопится наверстать упущенное время. С болью смотрю на хаос и запустение. Когда-то величественные здания обвешали, штукатурка осыпалась, в окнах выбиты стёкла. Дикая поросль жутко белёсого цвета, источает яд на суровые, многострадальные стены и тротуары. Пещерная живность пытается спастись от света в щелях и провалах, но люди уже ведут себя осмысленно, они вспоминают свои дома, знакомых, родных, собираются в группы, кто-то берёт руководство в свои руки.
Проносимся мимо «проснувшихся», они бросают на нас настороженные взгляды, но не мешают в продвижении, но я испытал облегчение, когда вагонетка ныряет в тёмный лаз очередного тоннеля.