Я сжал челюсти.
– Я знаю.
– Ты не знаешь. Я улыбалась и все время была такой чертовски веселой, верно? Все, что у меня было, – это жалкий маленький проблеск надежды. Надежды на то, что, как я думала, было правдой: что мама и папа придут, а врачи работают над моим случаем. Они собирались мне помочь. Это все, что у меня было. Два года. Только мама и папа не приходили, а врачи сдались. Делия собиралась позволить мне сгнить в этой тюрьме.
– Не в этот раз, – сказал я. – Доктор Милтон близок к разгадке. Он попробует еще раз…
– И сколько это займет? Еще два года? Еще два года перезагружаться снова и снова. Посреди душа. Обеда. – Ее голос сломался. – Или глядеть тебе в глаза и смутно подозревать, что где-то в глубине души мы что-то значим друг для друга. Как укус, который невозможно почесать. Даже не зуд. Отголосок сна о зуде. Чувство, которое у меня могло быть однажды, но я не могу его понять. Не могу это почувствовать. Я ничего не чувствую. Можешь представить себе мысли или чувства, которые не в состоянии удержать? – Она покачала головой, ее тело дрожало. – Я не вернусь к этой жизни. Я бы предпочла умереть на твоих руках на вершине Эмпайр-стейт-билдинг.
Слова повисли в воздухе между нами. Земля под моими ногами дрогнула. Рухнула. Все, что мы строили, рухнуло вместе со всем, что мы собирались построить. Все наши планы на будущее.
– Ты запомнишь нас, – сказал я, запинаясь. – Как музыку и твои картины, ты запомнишь.
Она покачала головой и прошептала:
– Нет. Это слишком сложно.
– Не сдавайся, Тея, – сказал я, приближаясь к ней. – Разве не об этом ты меня просила? Н-н-не сдаваться?
– Я знаю, но… я не могу, Джимми.
Теперь я стоял перед ней, тянулся к ней.
– Я не могу, – прошептала она.
– Можешь. – Я обнял ее, свободной рукой скользнув в волосы. – Боже, Тея…
Она упала на меня, ее горячие слезы хлынули на мою голую кожу. Тея позволила мне подержать ее несколько мгновений, а затем напряглась и покачала головой.
– Нет, я не буду этого делать. Я не вернусь в эту гробницу. – Она оттолкнула меня и снова протянула руку. – Дай мне пузырек, Джимми.
– Боже.
– Пожалуйста, – умоляла она, ее лицо сморщилось. – Не поступай так со мной.
Я ожесточил свое сердце против ее просьб. Представил, как она бьется в конвульсиях или падает на землю, не дышит, глаза смотрят…
– Это не твое дело, – сказала она, читая мое лицо; ее голос тоже стал жестче. – Это мой выбор. Мой.