– Здравствуйте, мои дорогие.
Сенатор Виктория Дрейк очень эффектно выглядела в бледно-бежевом брючном костюме, на шее у нее поблескивала нитка жемчуга. Волосы она распустила, хотя на службу неизменно ходила со строгим пучком. Она излучала рафинированную элегантность и материнское тепло, однако ее глаза смотрели цепко. Эта женщина писала законы штата Массачусетс, а также диктовала правила семейства Дрейк.
– Привет, мама, – пробормотал Коннор.
Виктория обняла сына, сжала его лицо в ладонях и несколько секунд рассматривала, потом повернулась ко мне.
– Счастлива наконец-то увидеть тебя, Уэстон, – сказала она. – Выглядишь как никогда красивым.
– Спасибо, миссис Дрейк. – Я чмокнул ее в щеку, и меня окатило легкое облачко ее духов и аромат косметики.
– А ты, наверное, Отем. – Виктория протянула девушке руку, и они обменялись рукопожатием. – Как я рада с тобой познакомиться.
– Я тоже очень рада знакомству, миссис Дрейк, – сказала Отем, потом прикусила губу. – Или мне следует обращаться к вам «сенатор»?
– Прошу тебя, зови меня Викторией.
Я усмехнулся. Миссис Дрейк годами просила, чтобы я называл ее по имени, но это было совершенно невозможно. Стоило только посмотреть на мать Коннора, и сразу становилось ясно: она – человек известный, на голову выше нас, простых смертных. Она обращалась с окружающими гораздо теплее, чем мистер Дрейк, но все равно внушала трепет. Если Отем когда-нибудь по доброй воле захочет обращаться к матери Коннора просто «Виктория», я съем свои шорты.
– Коннор говорит, ты подала прошение в Гарвард, чтобы тебе разрешили выбрать свою специализацию? – спросила миссис Дрейк.
– Я собираюсь подавать прошение, – ответила Отем. – Пока что работаю над проектом.
– Старший брат Коннора, Джефферсон, этой весной заканчивает Гарвардскую школу бизнеса.
– Я слышала, – сказала Отем, быстро взглянула на Коннора, и ее улыбка стала слегка натянутой. – Это большое достижение.
– Мы так им гордимся. – Миссис Дрейк повела нас в глубь дома. – Идемте. Все уже в сборе, ждем лишь твоих мать и сестер, Уэс. Миранда позвонила и сказала, что они приедут только завтра.
– Шоу Уолберга откладывается до завтра, – прошептал я на ухо Отем.
Она хитро улыбнулась.
– Какая жалость.
Она произнесла это, очень точно воспроизведя акцент моей матери, и я едва сдержал смех.
«Боже, ох уж эта девчонка».