– Что? О, нормально. На работе. Милая, все это звучит замечательно, но как же твоя музыка? Ты подумываешь о прослушиваниях?
– Пока еще нет, мам. Я сейчас ищу покоя и тишины. И возможно, больше денег. Кстати, об этом, я могу прислать тебе небольшую сумму.
Я ненавидела предлагать деньги так же сильно, как и просить их. Мы не бедствовали, но и не жили в роскоши. И так как маме пришлось уйти с работы два месяца назад, я подумала, что с финансами дома туго.
Однако она отказалась от денег, и я почти видела, как она махнула при этом рукой.
– Да ты что, не надо. Ты много работаешь, поэтому отдыхай, когда есть время. Домой в скором времени собираешься заглянуть?
От одной мысли об этом меня прошиб холодный пот. Видеть надгробие Криса и понимать, что он где-то там, а не с нами – улыбающийся, глупо шутящий, самый лучший из всех, кого я когда-либо знала…
Я закусила губу.
– Если я нужна тебе, мам, я приеду.
– Нет, думаю, лучше не суетиться и не поднимать шум.
Глаза защипало от слез. Мама говорила как маленькая старушка. За этот год она постарела на десять лет.
– Как пожелаешь.
– Просто наслаждайся своей новой работой и новым жильем. И не тяни со звонками нам, хорошо?
– Хорошо. Я люблю тебя, мам. И папу.
– Я тоже люблю тебя, Шарлотта. Больше, чем землю, море и небеса над головой.
По моим щекам текли слезы. Эти слова мама говорила нам с Крисом, когда мы были маленькими.
– И я тебя, мам.
Я подождала, чтобы она первой повесила трубку. Никогда больше не буду той, кто первой закончит наш разговор. Мама сама должна решить, когда и как мы его завершим, тогда ей не придется слышать тишину там, где только что раздавался мой голос.
Пусть это и малость, но я могла сделать это для нее.
В субботу Люсьен совершил со мной экскурсию по верхним этажам таунхауса. Я поднялась за ним по лестнице, которая вела в коридор, идущий перпендикулярно ступенькам.
– Дальше по коридору справа маленькая гостевая ванная, а за ней гостевая спальня. От тебя требуется лишь иногда протирать в ней пыль и проветривать ее. Ни ванной, ни спальней никто не пользуется.