Частица твоего сердца

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я тебе не собака, Венц, – проворчал я, но все равно сел. В основном потому, что не ел уже два дня.

Ронан не обратил на мои слова никакого внимания.

– Пепперони?

Я пожал плечами. Если, прежде чем надрать мне задницу, он хотел меня накормить, пусть так и будет.

– Моя последняя еда, – устало хихикнул я.

Ронан вернулся через несколько минут с двумя большими стаканами содовой и четырьмя кусками пиццы пепперони, по два каждому. Он поставил тарелку передо мной, но сначала я потянулся к содовой. Холодной, сладкой. Чертово блаженство. Я пил, пока у меня не заныл лоб, потом принялся за пиццу.

Ронан тоже ел, не говоря ни слова. Он выглядел уверенным и сильным, я же ощущал себя жалким и слабым. Но я привык к этому чувству. С детских лет, когда отец понял, что мне не стать успешным футболистом, как Ченс Блейлок. Или Майки Гримальди, который, как я слышал, отсидел полгода за дачу ложных показаний, а теперь работал на заправке у шоссе.

Для него с футболом было покончено.

Я прикончил первый кусок и принялся за второй. Теперь я ел медленнее, чтобы хватило на дольше. Ронан уже закончил, скомкал салфетку и бросил ее на стол. Он откинулся на спинку стула, изучая меня взглядом серых глаз, которые в прежние времена так походили на акульи. Я заметил на его левой руке ободок обручального кольца, черного, с золотой прожилкой посередине.

– Поздравляю, – проговорил я, откусывая кусочек пиццы. – Его ведь сделала Шайло?

Ронан кивнул.

– Конечно.

– Она хорошая.

– Лучшая, – поправил меня Ронан, и я понял, что он говорил не о кольцах.

– Послушай, приятель…

Он перебил меня.

– Наркотики?

– Что?

– Сейчас полдень, а ты спал. Ты под кайфом?

– Неужели, судя по виду, я могу позволить себе наркотики? – спросил я, указывая на вонючие поношенные джинсы, футболку и старую отцовскую ветровку, настолько выцветшую, что теперь она казалась серой, а не синей.