Маленькие милости

22
18
20
22
24
26
28
30

Резким смешком Това прерывает его:

– Бобби, сначала нужно выдвинуть обвинение, а потом уже предлагать сделку.

– За этим дело не постоит.

Това томно закатывает глаза. Она вся томная – томная и сексуальная, – это сквозит в ее походке, в смехе, в том, как она закусывает губу, прежде чем выложить очередной разрушительный аргумент.

– Нет у тебя ничего. – Това пристально смотрит на него, ища подтверждения.

Бобби надеется, что по его лицу нельзя прочесть, о чем он думает. По крайней мере, из кожи вон лезет, чтобы так было.

– Есть, и очень много.

Това продолжает сверлить его взглядом. Еще чуть-чуть, и придется бежать под холодный душ.

– Ничего у тебя нет.

В коридоре возле допросной их уже ждет Рам Коллинз в компании Буна Флетчера из партнерства «Флетчер, Шапиро, Данн энд Ливайн». Бун, поджав губы, разочарованно качает головой, мол, ожидал большего. Бобби в ответ почесывает переносицу средним пальцем.

Затем они с Винсентом смотрят, как двое недоносков из Южки уходят в сопровождении двух адвокатов, которых ни за что не смогли бы себе позволить, даже если б каждый день в течение месяца срывали джекпот в лотерею. Бобби понимает, что закрыть дело быстро внезапно стало охренеть насколько труднее.

* * *

Выйдя из отделения после смены, он чувствует зуд, будто по венам ползают угри. В прошлом главным способом унять зуд были игла, ложка и коричневый порошок. Теперь это сигнал, что он слишком давно не посещал собрания.

Одно такое собрание как раз сегодня проходит в подвале церкви в Роксбери. Пахнет там так же, как и во всех залах встреч анонимных наркоманов: кофе, сигаретами и пончиками.

Бобби занимает место в кругу. Сегодня участников мало: не считая его, девять человек на двадцать пять стульев, – а желающих выступить ни одного. Белый бизнесмен с дипломатом выглядит каким-то озлобленным; пуэрториканка в униформе домработницы – смущенной. Еще есть грузный черный парень в заляпанных цементом строительных ботинках и с цементной пылью на волосах; женщина, похожая на учительницу начальных классов; мужчина средних лет со взглядом собаки из приюта; двадцатилетний парень, проходящий терапию явно по постановлению суда (и такое ощущение, что он прямо сейчас под кайфом). С тремя оставшимися Бобби пересекался на других собраниях: это чернокожая стюардесса «Пан Американ», поляк-дальнобойщик и женщина с птичьим лицом, у которой погиб при пожаре один из детей. И на разговоры никто сегодня не настроен. Наконец Даг Р., ведущий собрания, смотрит на Бобби:

– Может, ты, друг? Расскажешь нам что-нибудь?

Бобби вот уже много месяцев на собраниях не выступал. Мел – его спонсор[30] и коп на пенсии – предупреждал, что это тревожный звоночек: скоро может произойти срыв. Закрываться от окружающих – уже само по себе обман, от которого до иглы один шаг.

Сухо откашлявшись и промычав что-то невнятное, подбирая слова, Бобби наконец произносит:

– На днях мне приснилось, что моя мама и друг-морпех ищут меня на улице в Хюэ.

– Где-где? – переспрашивает женщина со светлыми кудряшками и ярко-зелеными глазами (та самая, которую Бобби принял за учительницу).

– Хюэ – это город во Вьетнаме. Наш взвод там на какое-то время расквартировали. И вот, моя мама, которая умерла, когда я был маленьким, и мой сослуживец Карл Йохансен, который погиб там, идут по улице в поисках меня. Я их вижу, потому что нахожусь внутри чего-то вроде пустого магазина, чья витрина тянется на целый квартал. И я бегу вдоль этой витрины с криком: «Эй, я здесь! Я здесь!» Но они меня не слышат. Я барабаню в стекло, но без толку. Наконец я упираюсь в стену. Дальше бежать некуда. Мама с Карлом продолжают идти и звать меня. В итоге они пропадают из виду, а через какое-то время я перестаю их слышать. И вот… Я отворачиваюсь от витрины и вижу посреди пустого магазина стол, а на нем – ложку, порошок и свою зажигалку. Латунный шприц. А рядом стоит очень удобное кресло. Я сажусь, совершаю все необходимые приготовления и вмазываюсь… Не стану врать, я испытал тогда охрененный кайф.