Матвей как-то сник, будто услышал фантома, и сказал грустным голосом:
– Хотел бы угостить… но не могу: вчера мне сильно понизили рейтинг и заблокировали счета. По нелепой случайности! Так что даже не знаю, как теперь благодарить…
– Слушайте, я полицейский, пусть и бывший, – сказал Богдан. – Я просто делал то, что должен.
– Кстати, ты заметил, что все время делаешь то, что должен? Даже сейчас выполняешь инструкции, уже от попа, – сказал двойник, потягивая абсент, который не кончался, сколько бы его ни пили.
– Заканчивай уже! – воскликнул Богдан.
– А-а-а, это ваше «мозговое явление»? – догадался Матвей. И пояснил Платонам: – У Богдана какая-то редкая форма галлюцинаций… Кстати! Я понял, как вас отблагодарить! У меня есть контакт замечательного психотерапевта Таисии Мгвамбэ. И я с вами поделюсь. Она вам точно поможет!
С протянутой Карповым визитки смотрела она. Собранные в пышный пучок кудрявые волосы, обнажающая крупные белые зубы улыбка, лимонный воротник рубашки…
– Вот что называется совпадением! – воскликнул двойник.
Богдан побледнел и выронил из руки чашку с остывшим какао. Она разлетелась на осколки.
– Незадача… – пробормотал Карпов.
Оба Платона напряженно всматривались в свои стопки с бехеровкой. Было видно, что им неловко. Подошла текильщица в бикини и поставила на стол стопки текилы всем, а перед Богданом выросла новая дымящаяся чашка с какао. Двойник пустился в пошлые рассуждения о фигурке девушки. Подъехал робот-уборщик и замел клешней осколки с пола в свое чрево. Богдан вспомнил, как недавно в таком же чреве, только большем по размеру, исчезла единственная девушка на Земле, имевшая хоть какой-то шанс разобраться с его тараканами и защитить от назойливого доппельгангера, который был не то совестью, не то сублимацией его, Морозова, собственной извращенности, скрывающейся где-то в глубинах подсознания. Богдан погрустнел и опустил голову.
– Спасибо, – сказал он, дрожащими пальцами подтягивая визитку со стола. – Я запишусь.
– Извините меня, Богдан, – сказал Матвей. – Я тут распинаюсь о том, как мне плохо из-за рейтинга. Что-то прошу у вас. Ребят привел с вопросами… А вам, наверное, тоже очень непросто. Бывают такие моменты, что хочется поддержать человека. Сказать: «Я вас понимаю» – будет верхом цинизма, а кроме этого вряд ли что стоит говорить… Ведь люди обычно делятся наболевшим в надежде, что кто-то встанет рядом с ними в их горе, плечом к плечу. Только такое невозможно: для этого нужно быть в их шкуре, жить их жизнью. Без этого получается то, что получается: у каждого своя беда. Кому-то яхты не хватает, кому-то – куска хлеба. И все мы несчастны вроде по-разному, а по силе переживаний – одинаково.
– Красиво сказали, – произнес Платон-старший. – Вы владеете словом.
Он поднял свою стопку в жесте уважения.
– Да, я пишу немного, мистику и ужасы в основном, – ответил Карпов.
– Я вот никогда не понимал, как вообще люди пишут, – натянул улыбку Богдан.
– Потому что ты тупой, Беня.
– Это совсем несложно, – сказал Матвей. – Все строится на сюжете. Надо заложить необычную ситуацию, желательно драматичную. Вот представьте: человек, самый обычный – любой из окружающих, – приходит домой и рыдает навзрыд часами. Что у него за трагедия? Потом представьте, что есть другой человек. Пусть это будет писатель. Каждый день он приходит в парк, садится на лавочку и думает, наблюдает, представляет каждого встречного приходящим домой и рыдающим. И записывает мысли в тетрадочку. Однажды он умирает прямо на этой лавочке, совсем одинокий. И кто-то из зевак забирает домой эту тетрадку, читает и узнает среди персонажей себя…
– Ага-ага, а потом садится и рыдает два часа. Поздравляем, вы написали тупую слезодавилку для девочек, – засмеялся фантом. – Такую книгу с руками оторвут. Ой, прости, Бень.