– Я убегаю только тогда, когда меня вот-вот поймают полицейские.
– Ты знаешь, о чем я. Мне казалось, мы приехали сюда, чтобы остепениться и начать новую жизнь.
Я снова и снова верчу вилку в руках, чтобы скрыть, как меня раздражают его вопросы. Чем ближе Подаксис подбирается к правде, тем труднее мне становится дышать.
– Да, знаю, но это не значит, что я должна подлизываться к каждому юноше, который строит мне глазки.
– Мэйзи, твой отец хотел бы, чтобы ты была счастлива…
Вот так просто в моем тщательно построенном фасаде образуется трещина. Прямо в центре моего сердца.
– Чего ты добиваешься, Подаксис? – Мой голос срывается на его имени. – Хочешь, чтобы я признала, что несчастна? Что мне невыносимо грустно? Что я скучаю по отцу и братьям? – Он съеживается, от смущения широко раскрыв глаза, но ничего не говорит. Моя нижняя губа начинает дрожать. – Ты хочешь, чтобы я призналась, что мне одиноко?
– Тебе не обязательно быть одинокой, – шепчет Подаксис. – Я знаю, что меня недостаточно…
– Вполне достаточно, – обрываю я, яростно вытирая скатывающуюся слезу.
– Нет, Мэйзи, недостаточно. Возможно, мы выросли вместе и стали лучшими друзьями, но тебе нужен еще кто-то, кроме меня. Тебе нужны другие друзья. Может быть, даже любимый.
– Ты знаешь, почему мне запрещено влюбляться. Почему я не должна была позволять себе заходить так далеко с Мартином.
Я закрываю глаза и в отчаянии откидываю голову назад. Меня расстраивает не Подаксис, а я сама. Это я пригласила Мартина в свою постель. До побега я снимала свою тюленью шкуру всего нескольких раз, потому что почти не покидала пляжа, на котором провела всю свою жизнь. Я была защищена, хотя даже не знала об этом. А затем приехала сюда, в Люменас, где новые впечатления и ощущения кроются на каждом углу. И узнала многое о существовании того, о чем даже не подозревала. Любопытные вещи, которые я, будучи тюленем, не понимала. Такие вещи, как флирт и занятия любовью просто ради удовольствия, а не для продолжения рода. Пару недель назад я решила, что хочу знать, на что это похоже, а Мартин согласился стать добровольцем. Честно говоря, я была удивлена, насколько быстро он смирился с моими условиями: никаких поцелуев и никаких привязанностей. В соблюдении первого правила он преуспел, но второе явно нарушил и стал слишком настойчивым. Я начинаю подозревать, что значение слова «нет» ему неизвестно.
– Почему тебе запрещено влюбиться? Потому что ты не можешь кого-то поцеловать?
Я бросаю на Подаксиса суровый взгляд.
– Да, потому что я не могу поцеловать кого-то, при этом не убив его. Не забрав чью-то невинную жизнь. Еще раз.
Подаксис постукивает своими клешнями. Уверена, он раздумывает, стоит ли говорить что-то еще.
Когда он все же решается продолжить, его голос едва громче шепота:
– Вряд ли можно назвать Лютера невинным.
От этого имени у меня скручивает живот.
– Мэйзи, – Подаксис нежно похлопывает меня по колену. – Ты не хотела его убивать.