Подпольная империя

Собственно, оглядывать-то и нечего. В комнате на зашарканном деревянном полу стоит раскладушка. Из мебели это всё.

— Ага, — соглашается он. — Необходимое превыше избыточного.

— Точно. Ну пошли, философ. Там батя твой разошёлся.

Хаблюк уже вовсю орудует экспериментальной резиновой дубиной, сея вопли и раскаянье.

— Пид***сы! — надрывает глотку, по всей видимости, отец Трыни.

— Твой? — киваю я в его сторону.

— Ага, — грустно подтверждает Андрюха.

— А эта? — показываю я на женщину-Голлума.

— Нет, что-ты, — машет он головой. — Мою уже схоронили давно. Вот после этого и начался весь этот беспредел.

Понятно. Мы выбираемся из квартиры, отмахиваясь от своры колдырей, тянущих руки, как зомбаки, почуявшие живую плоть. Бр-р-р…

— Спасибо, — нехотя цедит Трыня, бросая сумку на заднее сиденье милицейского бобика.

Боится, что кто-нибудь увидит, как он с «мусорами» разъезжает. Крах репутации и всё такое. Но уж лучше так.

— Смотри, — говорю я, когда мы заходим в подъезд. — Нужно уметь находить общий язык со всеми социальными группами. Даже блатные с ментами дела имеют. По необходимости, ясное дело, но всё же. А ты разве блатной?

— Нет, — фыркает он.

— А хочешь стать?

— Да ну тебя, Егор. Не хочу я ничего.

— Ну, а что же ты так застремался дядю Гену? Он мужик нормальный, между прочим, вместо того, чтобы водочку кушать с пельмешами, поехал тебя выручать от родителя твоего горемычного.

О премии в сто, а то и в двести рублей, которую получил участковый, я не упоминаю, незачем развращать юный ум. За деньги всего не купишь, а вот в моём светлом будущем об этом позабыли, похоже.

— Голодный? — спрашиваю я, когда Радж прекращает радостно облаивать Трыню.

— Есть маленько, — соглашается он.