Никогда не думала, что процедура мытья может быть такой чувственной, до невозможности приятной. Лев следит, чтобы ни одна капля не стекала под гипс, успевает стереть полотенцем.
- Расскажи мне, как ты жила всё это время? – задумчиво трёт мою спину.
Я повернула голову, глянула ему в глаза. Сжала губы и отвернулась.
- Плохо жила, - отвечаю, улыбаясь, снова глянула через плечо.
- Почему, - удивлённо сводит брови.
- Потому что… тебя не было рядом, - признавшись, окончательно отвернулась к окну.
- Ну, теперь-то я рядом, значит…
- Значит, всё будет хорошо, если ты не выгонишь на улицу бедную девушку в гипсе, - усмехнулась.
Он остановился, перестал меня тереть, бросил мочалку. Перешагнул бортик ванной, встал напротив, обхватил меня руками, я прижалась к его телу.
- Нет, я тебя не выгоню, не мечтай, - склоняется и целует мои губы, проникает между ними языком, глубоко и нежно.
И я снова в сладостном восторге. Я помешана на нём. Обезумела.
Я люблю его. Понимаю это прямо сейчас.
И мне становится страшно. А вдруг всё это неправда?
Отстраняюсь, закрываю ладонью глаза. Хочется плакать.
Хочется требовать, чтобы он тоже любил меня.
- Ты чего? – трогает мой подбородок, приподнимает, заставляет смотреть в глаза.
- Просто, - чувствую, глаза мои наполняются слезами.
- Запрещённый приём, - стирает пальцем покатившуюся по щеке слезу. – Если ты думаешь, что всё это временно, то ты ошибаешься, у меня самые серьёзные намерения. И самые далеко идущие планы. Я не шучу. Ты мне веришь?
Я киваю.
Конечно, я верю ему.