И все прекрасно понимали, что тактическая пауза продлится не более чем пару месяцев, пока не потеплеет. И обе стороны по возможности накапливали силы для будущих столкновений.
Зная, как все повернулось в той, другой (известной), истории, можно сказать, что эта передышка для аргентинцев оказалась желанной и однозначно удачной версией событий. Они успели создать на архипелаге сравнительно развитую систему обороны. Особенно у своего главного форпоста – так называемой оперативной группы «Мальвинские острова», в районе Порт-Стенли, где устойчивости обороны способствовал окружающий залив возвышенный рельеф местности, позволяющий организовать удобную защиту плацдарма. Там же располагался аэродром, способный принимать грузовой транспорт.
По мнению аргентинского полевого командования, рапортующего в штаб на материк: «На имеемых в данный момент хорошо подготовленных позициях, в доступности к запасам и источникам снабжения, войска имеют все шансы успешно сдерживать британский натиск». При этом делалась невнятная оговорка: «…до наступления климатических изменений…»
Именно снабжение было слабым местом аргентинской сухопутной группировки. Даже и в тех ненастных и неблагоприятных для использования «Харриеров» и ударных вертолетов условиях, взлетно-посадочная полоса Порт-Стенли регулярно подвергалась бомбардировкам. Ее всякий раз терпеливо восстанавливали, и тогда «по звонку» удавалось принять транспортный самолет С-130 «Геркулес». Но удавалось далеко не часто.
Несмотря на то, что аргентинский флот оставался в локальном пассиве и морские транспортные перевозки, обеспечивающие островную группировку, были сведены к минимуму, основное снабжение гарнизона все же осуществлялось по морю.
А ближе к августу ветра поумерили буйство. Полез вверх температурный столбик.
Обе стороны зашевелились.
Стоит вспомнить, что советский сухогруз-твиндекер «Физик Курчатов» с военными грузами прибыл еще в июле и…
– Ну и как продвигаются дела «кровавой гэбни»? – по тону Андропова нельзя было точно сказать, шутит ли он… но замерший с отчетной папкой Крючков сделал правильный вывод: Юрий Владимирович со свойственной ему самоиронией все же ерничает, отталкиваясь от бытующих в «демократическом веке» штампов.
– Мы привыкли, что такое мнение о нас – это непременно вражеская западная пропаганда, – продолжал скрипеть тихим голосом Андропов, – тогда как все наши помыслы направлены на защиту интересов страны, социалистического справедливого строя. Для нас это непреложная аксиома… парадигма. Лично я никак не замечаю своей «кровавости». Неужели мы слепы, неужели замылился взгляд, а люди видят в нас именно и только эту «гэбню»?
Это был вопрос «в никуда»… риторический, и генерал-лейтенант терпеливо слушал, лишь мельком подумав: «Щелоков, придя начальником в МВД, выдвинул девиз “Нас должны любить и бояться”, а КГБ на любовь даже и не претендует».
– Несомненно, – Андропов так и не поднял головы, казалось, будто он что-то вычитывает из разложенных на столе бумаг, – мы не безгрешны, в партию лезут карьеристы и беспринципные негодяи, формализуя саму суть и идею коммунизма. А власть всегда надменна… и чем мельче сошка, тем больше пуп. Но во всех этих политологах и журналистах, в их обвинительных оценках, помимо западной пропаганды, я вижу еще и бездарное невежество… Они берут лишь то, что лежит на поверхности, не углубляясь в технические детали и сложности управления обществом. Или мы все же допускаем профессиональные перегибы?
Крючков молчал. Он вообще относил подобные отступления шефа к слабости, списывая их на его старость и обрушившуюся неожиданную «правду грядущего».
«Распустились они там – в будущем, это к бабке не ходи. Пусть мы чего-то недоглядели, где-то перегнули… но порядок, даже в той проклятой гласности и интер-мать-его-нете они там, при президенте из КГБ, сумели навести. А значит, и мы сможем!»
Сам считал, что собрав все факты, надо лишь выбрать правильную стратегию, отстояв завоеванное, вытащить страну из той трясины, в которую ее завели оседлавшие партию закостенелые карьеристы и, что уж скрывать, одряхлевшие члены Политбюро.
Против Андропова он ничего не имел, тем более что тому уж недолго осталось, но, конечно, генерала волновало, кто потом возглавит партию и страну. Себя на «вершине» он по скромности не видел, но около, рядом с властью, – несомненно.
Едва стала доступна информация из будущего и раскрылся шокирующий текущий исторический сценарий, включая даты, сроки, персоналии, переход руководства к Андропову – «второму человеку в партийной иерархии и государстве» – становился почти неизбежным. Одним из аргументов служило то, что так произошло, сложилось исторически… по известным фактам. Во-вторых, вся операция с «крейсером-близнецом» сразу попала в ведение КГБ, во главе которого известно кто стоял[37]. В-третьих, скоропостижность такого хода была предрешена остротой момента и ситуации – надо было реагировать немедленно.
Самым простым образом, без лишних сложностей и проволочек, не созывая полного состава Политбюро, «утрясти» этот щекотливый вопрос виделось в прямом обращении к Брежневу.
Действующий генсек уже не однажды подавал заявления, отпрашиваясь на пенсию, но старого больного человека соратники по партии безжалостно и «любовно» держали «до последнего», опасаясь, что после его ухода начнутся нежелательные пертурбации в аппарате власти.