Жизней.
Даррел встал, закрыл глаза ладонями, будто скрывая от меня слезы. Его плечи несколько раз дернулись, но он взял себя в руки. Вытер глаза. Обвел взглядом всех, кто лежал на снегу. Во мне что-то погасло, и внутри стало темно и пусто.
С трудом поднявшись, я подошла к нему и сжала плечо.
Пусть знает, что я с ним.
Что я разделю его боль.
– Дар… Мне так жаль, – прошептала я, вновь чувствуя предательские слезы на лице.
Как же невыносимо больно. Будто сердце изрезано бритвами.
– Мне… тоже.
Я отпустила его и подошла к Анайрэ – эльфийка казалась живой, будто спящей, и я прощальным жестом погладила ее по пепельным волосам, разметавшимся на снегу. За то время, пока она была моей телохранительницей, я успела полюбить ее. Красивая и смелая – вот какой она была. И такой она сохранится в моей памяти. Пусть и ненадолго. Ведь скоро и моя память растворится во мгле.
Затем подошла к Кэллу. Его лиловые глаза были открытыми и смотрели в небо – когда-то я пугалась их, но теперь подумала, какого же все-таки они редкого и красивого цвета. Что он видит в этом тусклом небе? Свою звезду?
Дрожащей рукой Даррел закрыл глаза Кэлла, а потом сжал его рукав, будто не хотел его отпускать. Сжал так крепко, что побелели костяшки.
А когда я подошла к нему, отвернулся. Снова заплакал. И снова не хотел, чтобы я видела его слезы.
– Не прячь слезы, – сказала я. – Незачем их от меня прятать.
– Отец говорил, что мужчинам плакать нельзя. Это удел слабых.
– Удел слабых – это слушать других, а не самого себя, Дар. Если ты хочешь плакать – плачь. Если хочешь кричать – кричи. Если хочешь смеяться – смейся. Не сдерживай себя. Жизнь дана не для того, чтобы сдерживаться, проживая ее в полсилы, боясь, что кто-то осудит. Она дана для того, чтобы чувствовать. Иначе какой в ней смысл?
Я обняла Даррела, сжала руки на его поясе, а он обхватил меня за спину, прижимая к себе. Он большой, сильный и смелый – таких, как он, называют настоящими мужчинами. Но разве не могут настоящие мужчины плакать? Кто вправе осуждать за слезы горя?
Мой Даррел. Принц, которого я ненавидела когда-то, но которого полюбила так, что готова умереть за него. Он должен жить. А я без сожаления уйду следом за Анайрэ, Артом, Кэллом и Элли. Кто еще знает, сколько смертей будет. Я малодушно не хочу о них думать. Со своей я смирилась. А с чужими… Не могу.
Мы отстранились друг от друга, и, обхватив его лицо ладонями, большими пальцами я вытерла его слезы. Поправила черные волосы. Улыбнулась, хоть и через силу. Наверное, это последний раз, когда мы видимся. Когда я касаюсь его. Когда вижу его глаза и слышу голос. Мне бы хотелось, чтобы наше прощание было другим. Чтобы мы оба смеялись и целовали друг друга в губы. Чтобы наши глаза были наполнены счастьем, а не горем. Чтобы он был счастлив. Но все совсем не так. Остается лишь принять это.
– Послушай меня, Дар, – сказала я, не сводя с него глаз и стараясь запомнить каждую черточку его измученного лица.
– Что, Белль?