Иннокентий

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот он где загорает! Уработался, болезный?

Из ниоткуда вынырнули два колоритных типа и перлись напрямик к Кеше. Старшему где-то под сорокет или даже больше. Хотя хрен поймешь с ихними усами и общей запущенностью. Треники, пиджак, одетый прямо на майку, живот выпирает, под глазами мешки. Его напарник хрен моржовый сильно моложе. Длинные патлы, аккуратно подстриженные баки, рубашка с воротником поверх пиджака и штаны асфальт подметают. Под хиппи косит? Или кто в эти годы «на районе»? Иннокентий никогда неформалом не был, скорее гопником, так что в сортах разноцветного дерьма не разбирался и потому смотрел на пижона без должного пиетета.

— Кеша, тебя где носит? Дома нет, в ЖЭКе нет.

«Вован и Герыч», — мелькнуло внезапно в голове. Откуда он их знает?

— Работал.

— Отлично! На магарыч уже насобирал? У нас тут рупь с копьем завалялся. Извини, но сегодня голяк, а трубы горят. Выручи?

— Выпить, что ли хотите? — непонимающе хлопал глаза Иннокентий.

— Кеш, ты, видать, с утра не с той ноги встал. Айда в магазин! Туда чернила завезли. Цена сладкая!

Ну, мосты с новым миром ему как-то наводить надо? Судя по тону, Кеша прошлый с этими ухарями знаком накоротке. Может, и прояснят общую, так сказать, обстановку. Поэтому два честно заработанных рубля живо перекочевали в руки ушлых корешей.

В магазин они зашли почему-то с заднего входа.

— Иннокентий, давно тебя не видали. Как жисть молодая?

Полненькая молодуха в замызганном донельзя халате игриво подкатила к охреневшему от такого щастья Кеше. Её шальные зеленые глаза ярко заблестели. Неужели у них с этой продавщицей что-то было? Твою ж единорожку! Хотя в СССР вообще все старше выглядят. Сколько этой профурсетке на самом деле лет даже непонятно. Белобрысые оксигидролерные кудряшки кокетливо выбились из чепчика, на груди халату тесно, глаза нахальные. Такая свое возьмет обязательно, ибо деваться от безысходности некуда. Сразу видно — деревенская лимита. В Москве будущего подобных типажей миллионы!

«Кеша, держись от нее подальше!»

— Чего такой бледный? Не ешь ничего? Сейчас угощу.

— Ларис, привет. Все цветешь и пахнешь.

Как сразу изменился её взгляд! Вован, судя по всему, не герой её романа. И это стоит намотать на ус. Почему модно одетого пацана так откровенно динамят? Уже на выходе Лариса передает Иннокентию бумажный сверток:

— Ты заходи вечерком. Но без этих двух оболтусов.

— Что, запал на Лариску?

Вован идет веселый, развязный, метет штанами асфальт, руки в брюки, папироска в губах. Первый пацан на районе! Герыч тащит оттягиваемую бутылками холщовую сумку и ворчит сквозь зубы:

— Ты смотри, она баба такая, подомнет под себя, и все напрочь забудешь.