— Мне трудно в это поверить.
— В это не верит большинство белых людей. Но поговорите с чернокожими — и вы услышите, что среди них тех, кто так считает, очень много.
Проработав восемнадцать лет в сенате штата, Колакурчи часто и последовательно голосовал за меры, укрепляющие закон и порядок. За смертную казнь, за право на ношение оружия. Он был ярым сторонником войны с наркобизнесом и выступал за утверждение тех ассигнований на нужды правоохранительных органов, которые считали необходимыми представители полиции и прокуратуры.
— У меня душа никогда не лежала к уголовным делам, — признается Колакурчи. — На них денег не заработаешь.
— Но Кит все же делал на них деньги, не так ли?
Колакурчи хмурится и бросает на меня сердитый взгляд, словно я нарушил некую договоренность и вышел за рамки дозволенного. Затем, поколебавшись немного, говорит:
— Кит мертв уже более двадцати лет. Почему вас так интересует, чем он занимался как юрист?
— Потому что мой клиент его не убивал. Это сделал кто-то другой, исходя из совершенно иного мотива. Мы знаем, что Кит и Диана в конце восьмидесятых годов как адвокаты представляли интересы наркоторговцев, у них были клиенты такого рода в районе Тампы. Эти парни прекрасно подходят на роль подозреваемых.
— Возможно. Но я сомневаюсь, что теперь, после стольких лет, они будут готовы заговорить.
— Вы близко знали шерифа Фицнера?
Колакурчи снова пронзает меня рассерженным взглядом. Только что я связал имя Фицнера с наркодилерами, и он прекрасно понимает, на что я намекаю. Колакурчи делает глубокий вдох, шумно выдыхает и произносит:
— Мы с Брэдли никогда не были близки. У него были свои дела, у меня свои. Мы с ним охотились за головами одних и тех же людей, но как-то умудрялись не мешать друг другу. Я не лез в криминальные проблемы, поэтому наши дорожки редко пересекались.
— А где Фицнер сейчас?
— Наверное, умер. Он покинул эти места много лет назад.
На самом деле Фицнер не умер — он безбедно живет во Флориде-Киз. Проработав в должности шерифа тридцать два года, Фицнер отошел от дел и уехал. Его дом с тремя спальнями в Маратоне оценивается в 1,6 миллиона долларов. Неплохо для ушедшего на покой слуги народа, который официально никогда не зарабатывал больше 60 тысяч в год.
— Вы считаете, что Фицнер мог быть каким-то образом замешан в убийстве Кита? — уточняет Колакурчи.
— Нет. Я вовсе не хотел этого сказать.
На самом деле я намекал именно на это. Колакурчи мой ответ явно не убеждает.
— Значит, эта свидетельница утверждает, будто Фицнер уговорил ее во время суда дать под присягой ложные показания? — спрашивает он, прищурившись.
Если Кэрри Холланд все-таки решится опровергнуть собственную ложь, то, когда она это сделает, все будет зафиксировано в протоколах судебного заседания, с которыми сможет ознакомиться любой желающий. Однако я не готов сейчас раскрывать все карты своему собеседнику.