– Надолго ли? Я имею в виду – убирать надолго ли? – Яблонски и сам был в мамочку по части истребления сластей, но сейчас он мужественно сопротивлялся искусу, выдерживал этикет и характер.
– До после ужина, мой дорогой. Иду. Иду, иду греть, накрывать… Умойся, переоденься, ляг на диванчик, полежи, я тебя позову. Ты осунулся.
– Ничего я не осунулся.
– И похудел. Не спорь с матерью. С тех пор, как ты связался с этим Сигордом, ты стал плохо спать и мало кушать.
– Мама!
– Да. Я почти шестьдесят лет твоя мама. Представь себе. И знаю тебя лучше тебя самого.
– Ты что-то говорила про ужин. Как же мне толстеть, не ужиная, мамочка, я вас спрошу?
– Бегу, уже бегу!..
– У-ум, какие свежие пирожные. Почему интересно, «борчинские» всегда наисвежайшие, а другие так не могут?
– Потому что если бы могли, мы бы у них и покупали.
– Погоди, дай-ка тебе рот вытру… крем…
– Мама! Кушайте спокойно, я сам все себе вытру.
– Не кричи на мать. Так что это у нас сегодня вечером – премия, или мотовство?
– Ни то, и ни другое. С Сигордом, с пресловутым Сигордом завершили мы один проектик – и вот две тысячи талеров, один из промежуточных результатов нашей совместной с ним деятельности.
– Две тысячи! Это… А он сколько получил?
– Больше.
– Больше? Почему больше?
– Потому что он главный, и потому что он рискует всеми своими деньгами, а я лишь своими идеями, которые могут воплотиться, а могут и развоплотиться.
– Между прочим, в наше время – самое дорогое, что только может быть – это идеи! Я так и знала, что тебя, твой ум используют за гроши! Так и знала! И всю жизнь это было, ведь если ты не ценишь свой гений – почему это должны делать другие??? Вот почему ты плохо кушаешь.
– Я хорошо кушаю, мамочка. И спокойно сплю. Заметьте и поймите: и спокойно сплю!