– Двести тысяч акций??? Много, Сигорд.
– Где же много, когда их триста миллионов с хвостиком выпущено. Никто и не заметит нашу комариную игру на повышение. Там какой лот?
– Вроде бы десять тысяч.
– Значит, всего двадцать лотов, два-три раза рукой махнуть, не надорвешься.
– Вам бы все шутить. Двадцать лотов – это слишком много.
– Ты хочешь сказать – для нас много?
– Да. Это же почти все средства фирмы, весь наш подкожный жир. Давайте хоть половину возьмем?
– Нет.
– Ну, дело хозяйское. – Яблонски захлопнул блокнот, навинтил колпачок на перьевую ручку, серебряную, можно сказать, старинную – шариковые чудаковатый Яблонски не признавал… Потом все же не выдержал:
– Вы хотя бы объяснили мотивации своих решений, а то словно какой-то «авторитар» из президентских кулуаров. – Яблонски покраснел и добавил:
– Вы должны уметь говорить «нет» мягко, по крайней мере так. чтобы тем, кто рядом, было не обидно.
– Надо же, барышня кисейная, обидно ему! Простите, извините, господин мой Яблонски! Ладно… Риск велик, а принимать решение надо, рано или поздно. Можно отложить на месяц (но вряд ли получится на год, подкожных денег не хватит), а через месяц – все равно решать что-то такое рисковое. Я нервничаю, я боюсь, душа моя хнычет и не желает вылезать из уютной норы на ледяные ветры, а тут ты прыгаешь на ее чашу весов прямо в ботинках. Тяжко мне, понимаешь, и страшно, ибо в тот раз, – Сигорд ткнул большим пальцем куда-то за спину, – мы могли понести гораздо больший урон, чем понесли – и память та жива… Вот и весь секрет моего непреклонного «нет». Понятно? У тебя есть пенсия за пазухой?
– Есть.
– А у меня ее нет. Представь, что я свою пенсию на кон ставлю?
– Вот и спрашиваю – зачем?
– Вот я и объясняю.
Яблонски достал бумажник, вынул оттуда автомобильный ключ, спрятал бумажник, и только после этого отреагировал на последнюю фразу Сигорда – пожал плечами.
– Дело хозяйское. А вы что, не на моторе нынче?
– Нет, поленился, решил сегодня пешеходом.
– Так давайте я вас подброшу, час поздний?