– Если судить по подтекам мазута вдоль берега, он скоро исчезнет, – заметил Очкарик.
– Мне бы хотелось затронуть тему, не включенную в повестку совещания, – сказал Хуахуа. Отыскав взглядом за противоположным концом стола Ониси Фуомо, он ткнул в него пальцем. – Вы должны остановить японских детей, которые вылавливают китов. Если так будет продолжаться, вскоре в Антарктике китов не останется.
– Сосредоточьтесь на игре! – отложив криль, презрительно усмехнулся японский премьер. – Иначе вас сотрут в порошок!
– Совершенно верно, сосредоточимся на игре! – возбужденно воскликнул Дейви. – Вот цель нашего совещания. Со времени нашей предыдущей встречи в Вашингтоне прошло уже четыре месяца, с тех пор все страны перебросили в Антарктиду определенную часть своих сухопутных и военно-морских сил, и можно начинать игры. Вот только все дело в том, что никто не знает, как играть! Вот главный вопрос, который мы должны обсудить. Первым делом…
– Господин президент, председательствовать на этом совещании должен я! – постучав по пустой каске, заметил с противоположного конца стола Ейгю.
– Да, конечно, – кивнул Дейви. – Господин президент Международного олимпийского комитета, даю вам слово.
В ходе первой и последней сессии Генеральной Ассамблеи ООН Эпохи сверхновой Ейгю в качестве генерального секретаря пытался возродить обреченную организацию, однако затем даже он осознал тщетность своих усилий, в конце концов оставшись один в разрушенном здании Секретариата. В погруженном в темноту небоскребе, по слухам, бродили призраки. Поговаривали, что, когда сквозь обрушившуюся крышу здания проникал свет Туманности Розы, на полуразрушенной трибуне появлялся Рузвельт в кресле-каталке, которую по очереди катили все бывшие генеральные секретари. Если же сквозь крышу светила луна, зал наполнялся отголосками громкого стука: это Хрущев стучал по трибуне, но только не своим ботинком, а черепом Кеннеди… От этих баек у Ейгю по спине бегали мурашки, и ему приходилось на ночь заряжаться «жидким мужеством». Как раз когда он уже был на грани срыва, пришло приглашение от реформированного Олимпийского комитета, которому была поручена организация игр, и Ейгю с радостью его принял.
– Прекратите есть и сядьте! – размахивая руками, крикнул Ейгю. – Ведите себя так, как подобает на собрании!
Главы государств расселись вдоль стола и надели наушники с переводом, но кое-кто еще продолжал вытаскивать креветок из стоящих перед ними касок.
– Я же сказал, прекратите есть! – воскликнул Ейгю. – Господин президент, пожалуйста, распорядитесь, чтобы еду унесли!
– Господин председатель, вы должны понимать свое положение здесь, – искоса взглянул на него Дейви. – Вы лишь главный судья предстоящих игр. Не в вашей власти приказывать.
Какое-то мгновение Ейгю молча смотрел на него, затем сплюнул.
– Чудесно. Тогда начнем. Уверен, все вы знаете присутствующих здесь глав государств, поэтому можно обойтись без представлений. Однако сегодня также присутствуют высшие военачальники. Может быть, дать им возможность представиться?
Юные генералы начали представляться. В ладно скроенных мундирах, с золотыми звездами на погонах и пестрыми орденскими планками и медалями на груди, они производили более внушительное впечатление, чем взрослые генералы, добавляя красочности совещанию.
Последним встал председатель Объединенного комитета начальников штабов Соединенных Штатов генерал Скотт. Вступив в должность, он долго колебался относительно того, кого взять себе в качестве образца для подражания – Эйзенхауэра, Брэдли, Паттона или Макартура[26], – и в конце концов решил менять свой стиль ежедневно, постоянно озадачивая своих юных подчиненных. Сегодня Скотт выбрал образ Макартура. Он приказал адъютанту приготовить ему трубку с чубуком из кукурузного початка, однако найти такую в Антарктиде не удалось. Адъютант принес большую черную вересковую трубку, чем вызвал у генерала бешеную ярость. Встав, Скотт не козырнул в отличие от остальных генералов, а просто махнул собравшимся трубкой и сказал:
– Эй вы, хлюпики, подождите! Я вломлю вам так, что вы все обоссытесь!
Его слова вызвали всеобщий смех.
– Генерал Скотт, мы в некотором недоумении от ваших погон, – язвительно заметил начальник Генерального штаба Вооруженных сил России маршал Завьялов.
У Скотта на погонах красовались семь звезд.
– У вас есть какие-либо замечания относительно количества звезд? Действительно, в американской армии высшим званием был шестизвездочный генерал, да и то звание это было присвоено посмертно, чисто символически[27]. Но если Паттон любил награды, почему я не могу добавить себе еще одну звезду? Президент ничего не имеет против, и вы не сможете мне помешать!