Александр, кажется, несколько просветлел.
— Это сильно упрощает дело.
Он нажал кнопку звонка, и через пару секунд в кабинет заглянул слуга.
— Пусть приведут Огинского, — приказал великий князь.
Видимо, подмосковного помещика держали где-то поблизости, потому что привели буквально через пять минут. Петр Федотович был напуган мало не до мокрых штанов. Хмель с него слетел, и он затравленно озирался по сторонам, не ожидая ничего хорошего.
— Говори как на духу! — строго велел ему Александр. — За кого дочку сговорил?
— За князя Тенишева, — робко выговорил Огинский, косясь одним глазом на меня.
— За которого?
— За Дмитрия Михайловича.
— И сколько он тебе посулил за дочь?
— Т-три тысячи рублей.
— И ты, подлец, восемнадцатилетнюю девицу запродал шестидесятилетнему старику? — Гневно воскликнул Александр. — Отказал другим достойным женихам, а этого приветил?
— Так ведь он же князь! Умаления чести рода не случится, — упрямо возразил Огинский.
— И ради этого ты решил счастьем дочери пожертвовать? А знаешь, что она чуть руки на себя не наложила? Если бы не вот он, — палец великого князя указал на меня, — сегодня бы ты не свадьбу играл, а дочь хоронил. И ты после всего, что натворил, посмел публично достойного человека обвинить?
Огинский, поняв, что дело плохо, рухнул на колени.
— Все лишь для неё делал, о её счастье радел.
— Кабы не твое ослиное упрямство, давно бы уж внуков нянчил. Не о счастье дочери ты пёкся, а гордыню свою тешил. Но господин Стриженов на днях был введен в род и признан государем наследником. Он теперь князь Тенишев.
Александр повернулся ко мне:
— Князь, у вас найдется при себе три тысячи рублей?
— Конечно!