– Плохо! Надо было думать!
Он яростно сорвал с себя рубашку и остался по пояс голым. Вероятно, со стороны это было смешно, но спектакль требовалось доиграть до конца.
– Снимай лифчик.
Она, не вставая с кровати, повиновалась. На мгновение у Монтальбано перехватило дыхание от вида прекрасной юной груди.
– А теперь все остальное. Шевелись!
Она встала с кровати и, повернувшись к Монтальбано спиной, сняла брюки.
Монтальбано почувствовал себя братом-близнецом святого Антония.
– И трусы тоже.
Он встал позади нее, потянул вниз молнию на брюках, стараясь производить как можно больше шума, и схватил Анжелу за бедра.
– Нагнись.
Она схватилась за спинку стула. Он чувствовал, как она дрожит всем телом, из горла вырывались странные звуки, как будто ее тошнило, но она изо всех сил сдерживала рвотные позывы.
– Одевайся, – сказал он, присаживаясь на край кровати.
Она натягивала брюки, а комиссар смотрел, как ее плечи содрогаются от рыданий.
– Ну все, хватит, давай поговорим серьезно.
– Да, – всхлипнула Анжела и шмыгнула носом, как ребенок.
– Я с первой минуты нашего знакомства понял, что дело неладно. Ты совершила большую ошибку.
– Какую?
– Когда я блуждал по больнице и искал Фацио, я сказал, что у моего друга была операция на голове, и ты сразу привела меня к нему.
– А куда я должна была тебя привести? Ты же знаешь, в больницах есть разные отделения. Если ты сказал, что у твоего друга была операция на голове, значит, это четвертый этаж, отделение профессора Бартоломео!
– Верно. Но откуда тебе было знать, что он в шестой палате? Ты нигде не справлялась и привела меня прямиком к нему! Или ты думаешь, я поверю, что ты точно знаешь, где лежит каждый из трехсот ваших пациентов?