Медвежий угол

22
18
20
22
24
26
28
30

Девочка покачала головой. Сердце Адри разрывалось на части, голос треснул.

– Это лучшая игра в мире. Самая лучшая игра на свете. Хочешь научиться?

Девочка кивнула.

Как бы Давиду хотелось вернуться в Хед, обнять мальчика и сказать, что теперь он знает. Но он не мог заставить себя разоблачить того, кто не захотел открыться сам. Большие тайны делают из нас ничтожных людей, особенно когда мы – те люди, от кого эти тайны скрывают.

Поэтому Давид уехал домой, положил руку на живот возлюбленной, притворясь, будто плачет об этом ребенке. Давида ждет успешная жизнь, он получит все, о чем мечтал, карьеру, успех, звания, он будет тренировать непобедимые команды в легендарных клубах по всему миру, но никогда ни одному игроку не позволит играть под шестнадцатым номером. Будет до последнего надеяться, что в один прекрасный день Беньи придет к нему и потребует свой свитер.

На могиле в Бьорнстаде лежала шайба. Текст написан мелко, чтобы все слова уместились. «По-прежнему самый смелый чувак». Рядом лежали наручные часы.

48

Мая и Ана сидели на камнях в лесу. Достаточно далеко, чтобы на их поиски ушло несколько дней.

– Ты ходила к психологу? – спросила Ана.

– Она говорит, что не надо держать все в себе, – сказала Мая.

– Она хорошая?

– Нормальная. Но болтает больше, чем мои родители. Вот бы ей кто-нибудь сказал, чтобы побольше держала в себе, – ответила Мая.

– А она уже спрашивала тебя, какой ты видишь себя через десять лет? Психологиня, к которой я ходила, когда мама уехала, обожала этот вопрос.

Мая покачала головой:

– Нет.

– Что бы ты ответила? Какой ты видишь себя через десять лет? – спросила Ана.

Мая не ответила. Ана тоже молчала. Они пошли домой к Ане, легли рядом и долго дышали в такт, пока Ана не заснула. Тогда Мая встала, спустилась в подвал и открыла оружейный сейф. Взяла ружье и вышла в темноту, неся внутри еще большую тьму.

Хоккей – это сложно и в то же время совсем просто. Да, может быть, нелегко разобраться в правилах, тяжело жить внутри культуры, почти невозможно добиться того, чтобы многочисленные поклонники не тянули его в разные стороны, норовя разодрать в клочья. Но на самом деле, в самой глубинной своей сути, хоккей прост.

– Мама, я просто хочу играть, – сказал Филип со слезами на глазах.

Она знает. Им надо решить, где он теперь будет играть. Останется ли в Бьорнстаде или поедет с Кевином, Литом и остальными в Хед. Мама Филипа умеет отличить правильное от неправильного, добро от зла, но кроме того, она мать. А в чем состоит долг матери?