Медвежий угол

– Вот как, Эфраим дер Говноштык? – засмеялась Мая.

– Не «дер», а «фон», с вашего позволения, – улыбнулся Кевин.

Мая захлебнулась от хохота. Ана поднялась с пола, смущенно поправляя прическу.

– А Беньи будет?..

Мая пнула ее по ноге. Кевин кивнул Мае с довольным видом:

– Увидишь. Бери с собой подружку, будет круто.

Затем он повернулся к Амату, как будто только сейчас заметил его, и сказал:

– Ты ведь тоже придешь? Теперь ты в команде!

Амат собрал остатки уверенности в себе. Кевин был на два года старше его, и, когда они стояли рядом, разница бросалась в глаза.

– Можно я тоже приду с другом? – тихо спросил он.

– Прости, Ахмед! Но это вечеринка для нашей команды, понял, да? – сказал Кевин, шутливо пихнув его в спину.

– Я Амат, а не Ахмед, – ответил он.

Но Кевина уже след простыл.

Мая и Ана с хохотом скрылись в кафетерии. Амат так и остался стоять в коридоре.

Если бы только он мог решить исход матча сегодня вечером, он отдал бы ради этого все.

16

Гордиться командой можно за разные вещи. За место, за сплоченность, а можно и за одного-единственного человека. Спорт увлекает еще и потому, что напоминает нам, какие мы маленькие, и делает нас больше.

Вежливо посмеявшись, Мира оставила девочек в кафетерии. Услышь Петер, какие перлы она выдавала в свои пятнадцать лет, ему бы понадобился дефибриллятор. В самом начале они так удивлялись, узнавая друг друга. Она называла его «самым целомудренным хоккеистом», а он зажимал уши, когда она шутила с барменами. У себя на работе Мира всегда была одинокой девочкой, что в баре, что в адвокатском бюро, хотя недостатка в тестостероне не испытывала. И когда один из не обремененных передними зубами игроков основной команды на корпоративном ужине, куда на тот момент еще приглашались жены, хамским тоном сообщил Мире, что он «макал тут залупу во все гребаные бокалы», надеясь шокировать жену спортивного директора, дурно стало не ей, а Петеру. В ответ Мира так подробно высказалась на тему соответствующей женской анатомии, что беззубый не осмеливался смотреть в ее сторону весь оставшийся вечер. Петеру было ужасно стыдно. Он вечно чего-то стыдился. Последний застенчивый неандерталец. Все эти годы они продолжали друг друга удивлять. Таким мало кто может похвастаться.

Мира направлялась к выходу из ледового дворца, но остановилась возле арены, не в силах отвести глаз. Сколько ни старайся, в Бьорнстаде она всегда будет довеском к Петеру. Мира догадывалась, что все взрослые люди время от времени задумываются о том, что за пределами Бьорнстада есть другая жизнь, и жизнь эта могла бы быть их. Насколько часто они об этом задумывались, зависело от степени их благополучия. Мать считала Миру неисправимым романтиком и в то же время человеком безмерного честолюбия. Мира полагала, что так оно и есть, принимая во внимание тот факт, что они с Петером трижды играли в боулинг и до сих пор не развелись. На третий раз в половине второго ночи они гуглили «психологическую неотложку для семейных пар». Он доводил ее до белого каления, она любила его без памяти. Ее любовь не напоминала нежный цветок, она была громом среди ясного неба. Остановкой дыхания. Единственное, чего ей хотелось, – чтобы в сутках было сорок восемь часов. Впрочем, она не жадная. Пусть будет хотя бы тридцать шесть. Господи, ей всего-навсего хотелось выпить вместе по бокалу вина и посмотреть сериал, разве это так много? Ей всего лишь хотелось сшить одеяло, которого хватит на всех.

Мира слишком часто думала о той, другой жизни. О жизни, которая была не ее. Она так радовалась за Петера, когда тот получил предложение от НХЛ, но была рада не меньше, когда он ушел от дел. И появилось место для нее. Сможет ли она когда-нибудь ему в этом признаться? То недолгое время, когда он не был ни игроком, ни спортивным директором, а торговал страховками и довольствовался тем, что есть, для нее было лучшим в их жизни. Как сказать такое человеку, которого любишь?