Беньи сунул руки в карманы куртки, стряхнул снег с ботинок.
– А сейчас?
Суне рассмеялся:
– Есть у меня чувство, что, возможно, довольно скоро я буду посвободнее.
Беньи кивнул и впервые за весь разговор посмотрел ему в глаза.
– Мы любим Давида, но это не значит, что мы не играли ради вас.
– Знаю, – ответил старик и снова хлопнул парня по плечу.
Суне не стал говорить, о чем думает: парню это знать ни к чему. Как Давид и Суне ни спорили, готов ли семнадцатилетний мальчишка играть в основной команде, считали они одинаково. Расходились только в том, кто именно из семнадцатилетних. У Кевина, положим, есть талант, зато у Беньямина – все остальное. Для Суне длина ниточки всегда значила больше, чем размер шарика.
Из дома вышла Адри, потрепала младшего брата по волосам, протянула руку Суне.
– Суне, – представился Суне.
– Я знаю, кто вы, – ответила Адри и тут же спросила: – Что скажете про следующий сезон? У нас есть шанс? Ищете игроков побыстрее, да? Вместо тормозов во втором и третьем звене?
Суне не сразу понял, что она говорит об основной команде, а не о юниорской. И немного растерялся – слишком уж привык, что родственников юниоров интересуют только юниоры.
– Шанс есть всегда. Но шайба не всегда скользит по льду… – начал Суне.
– Иногда она летит, как бабочка! – улыбаясь, закончила Адри.
Суне явно растерялся, но Беньи дружелюбно объяснил:
– Адри тоже играла. В Хеде. Причем жестко, у нее штрафных минут больше, чем у меня.
Суне одобрительно засмеялся. Адри указала на питомник:
– Что мы можем сделать для вас?
– Я бы хотел купить собаку, – ответил Суне.
Адри протянула руку и сжала его плечо. Суровое лицо осветилось доброжелательной улыбкой.