– Такая, как ты?
– Да…
Цаккель фыркнула:
– По-моему, ты не обязан отчитываться перед всем городом, с кем ты спишь. И, полагаю, я тоже не обязана.
Беньи ковырял лед коньком, раздумывая, и наконец произнес:
– Вам никогда не хотелось быть мужчиной?
– С чего бы? – удивилась Цаккель.
Беньи смотрел на медведя, подбирая слова.
– Чтобы не быть женщиной-тренером.
Цаккель медленно покачала головой. В кои-то веки она не выглядела невозмутимой.
– Мой отец иногда жалел, что я не мальчик.
– Почему?
– Потому что понимал: чтобы меня просто признали, мне придется быть вдвое лучше мужчин. То же относится и к тебе. Тебя будут мерить другой меркой. Те, кто меня ненавидит, возможно, дадут мне и дальше тренировать команду, но только если мы победим. Они могут позволить тебе играть, но только если ты будешь лучшим. Отныне тебе мало быть просто хорошим игроком.
– Гадская несправедливость, – прошептал Беньи.
– Несправедливость для мира гораздо более естественное состояние, чем справедливость, – заметила Цаккель.
– Это вам папа говорил?
– Мама.
Беньи дернул кадыком.
– Не знаю, смогу ли я быть капитаном.
– Окей, – ответила Цаккель.