– Зато вы достаточно хороши для публичных девок, – отчетливо произнесла Луиза и сама испугалась своей дерзости.
В следующую секунду Луиза очутилась лежащей на тротуаре, а ее щека горела от хлесткого удара. Густав удалялся в компании своего гогочущего товарища пританцовывающей пьяной походкой.
Ее платье уже успело промокнуть в луже, но она так и не смогла взять себя в руки и подняться. Луизу колотила дрожь и душили слезы. Она не понимала, чем заслужила такую боль и жестокость от человека, которому доверилась.
Тут к ее лицу кто-то приблизил белый сверток из батиста, от которого веяло холодом. Подняв глаза, Луиза увидела одну из девушек-«аристократок».
– Там лед. Мы им шампанское охлаждаем, но ты приложи, помогает. – Она вложила тряпицу в руки Луизы. – Вот так. И еще кое-что. Только ты не обижайся, ладно? Это не я сказала.
– А кто? – спросила сбитая с толку Луиза.
– Тебе просили передать… в общем, «добро пожаловать на помойку, принцесса». Все, я пошла, а то ругаться будут. Поправляйся! – Взмахнув рукой, девица поспешила обратно в здание «дворца».
Луиза вскинула голову, чтобы вновь попытаться разглядеть ту девушку в окне, но оно было закрыто и зашторено.
Когда наконец были установлены новые сиденья со спинками, время обеденного перерыва вернулось к норме, а директор скрепя сердце принял на рассмотрение документ с требованием повысить плату за час труда, Луиза испытала чувство, похожее на облегчение. Она сделала все возможное, чтобы исправить ситуацию на фабрике, улучшить жизнь женщин и забыться, потеряться в работе. Теперь ей не было места в цеху: за ее машинкой уже трудилась другая швея, ведь в желающих получить работу недостатка не было. Все, что ей осталось, – это закрыть за собой дверь кабинета, принадлежавшего ранее фрекен Монк.
Луиза в изнеможении опустилась за скрипучий стол. В последнее время она едва держалась на ногах – так много мелочей и крупных дел на нее свалилось. Каменная келья с крохотным слуховым окном осталась прежней, несмотря на все усилия Луизы. Но даже сюда проникал этот вездесущий горький запах масла для машинок: он оседал, казалось, в самом горле, пропитывал одежду, запутывался в волосах, и она недоумевала, как терпела или не замечала его раньше. Одинокий луч солнца исследовал углы ее кабинета через узкое окно, в то время как воздуха в нем становилось все меньше и меньше. Не в силах сдерживаться более ни минуты, Луиза вскочила и бегом устремилась вниз по металлической лестнице, прижимая ладонь ко рту.
Надрывно откашливаясь над зловонной дырой в полу, которая служила женщинам отхожим местом, она мельком подумала, что надо бы заняться обустройством и этой части жизни фабрики. Дверь за ее спиной чуть скрипнула. Вошла Маришка, пытливо глянула на согнувшуюся в три погибели Луизу и покачала головой.
– Я бы на твоем месте поберегла себя и бросила работу, – заявила она, складывая руки на груди.
– Похоже, мне нужно к врачу… – простонала Лу. – То ли отравилась, то ли эта духота меня добивает…
– Ха, не смеши меня! Духота… – Подруга дернула плечом. – Лучше скажи, когда ты в последний раз была с этим своим лектором?
– Мы… мы больше не видимся.
– Поссорились? Ну не беда! Дитя враз вас помирит, так оно и бывает, сто раз уже наблюдала такое.
Луиза глядела на нее во все глаза, отказываясь верить услышанному.
– Что-то ты совсем на лицо зеленая. Пойдем-ка отсюда на свежий воздух.
На заднем дворе фабрики шумели грузчики, неспешно сгружая ящики на повозку. Гнедой меринок уныло рыл копытом утоптанную земляную площадь, а закупщик, прибывший за товаром, хмуро понукал работников, чтобы пошевеливались, ведь ему до конца дня надо было успеть и в другие места.
Луиза редко здесь бывала, и теперь вид на район раскрывался перед ней с непривычного ракурса: вдали виднелись чадящие трубы завода и другие закопченные здания из кирпича. Раздавался звон молота, кто-то хором давал обратный отсчет. В сером небе, вереща, купались стрижи.