— Ты назвал нас дураками… — сердится Галбец.
— Да вас иначе и не назовешь.
— Ты возьми свои слова обратно. Тебе будет лучше и нам легче продолжить нашу беседу… — убийственно спокойным, но грозным тоном говорит Галбец. — Мы все-таки старше тебя, не так ли, Кужак?
— Да-да, именно так, дорогой Галбец. Пусть возьмет он свои слова обратно. Спроси, спроси вот меня, почему я так говорю? — тормошит Хаттайла Абакара Кужак.
— Почему? — смеется Хаттайла Абакар.
— Потому что, дорогой, если у тебя дома я поел хинкал, это не значит, что ты меня можешь обзывать! Возьми свои слова обратно!
— Как я возьму их обратно, если я их сказал и вы их услышали, а? — простодушно разводит руки Хаттайла Абакар и оглядывает присутствующих.
— А ты извинись перед нами.
— Хорошо, считайте, что я свои слова взял обратно. Ну-ка, перекур окончен, посторонним на карьере нечего делать. Бригада называется, собрали тут стариков одних…
— Учти, бригадир, ты, несчастный, у старого быка и рога плуг тянут, — замечает Кужак.
— Эй, Хаттай, ты нам зубы не заговаривай, извинись!
— А если не извинюсь?
— Это, конечно, твое дело, — говорит Галбец, — если не извинишься, мы тебя так обзовем, что тебе тошно станет на свете.
— Обзывайте, пожалуйста, сколько вашей душе угодно.
— Как ты думаешь, Паранг, — говорит с тем же спокойствием Кужак, — не много ли у нас терпенья?..
— Даже слишком, чтобы терпеть недозволенное со стороны отца гулящей дочери, — выпалил Галбец.
Хаттайла Абакар был оглушен этими словами. Он застыл, словно по его голове угодили кувалдой, и вдруг, очнувшись, хотел было броситься на Галбеца, но его остановили стоящие рядом. Даже уши заалели у него от обиды, на краях губ пена появилась.
— Что, что… — поперхнулся бригадир, да, такого удара, конечно, он не ожидал. — Что вы сказали?!
— То, что слышал! По телевизору видели…
— Что вы видели, что она с молодым студентом стояла? А вы докажите, что это она.