Опасная тропа

— Прошу тебя, пожалуйста, не омрачай светлый день. Ты же взрослый человек, отец взрослых детей… сегодня такой день, такой праздник! — Как все противно, зачем я унижаюсь? Неужели это безразлично тому, кто доводит человека до такого жалкого состояния? Ведь человек — это звучит гордо, так пусть же звучит, уважай ты и в себе, и в другом эту гордость, это достоинство. Нет, не понял и не поймет ничего Хаттайла Абакар.

— Эй, жена, ты слышишь меня, собирай свой сундук… Ты, Мубарак, меня знаешь, я, Хаттайла Абакар, шутить не люблю. Я человек серьезный и принципиальный… Пожалуйста, хочешь мою семью разрушить? Иди, ну иди, чего же ты стоишь?

И в его произношении имя мое прозвучало для меня в самом деле как насмешка: «С чем тебя и поздравляю». И проклял я в этот миг и себя и родителей своих. И пока я стою в нерешительности, из раскрытого настежь окна гостиной Хаттайла Абакара слышу шумные голоса:

— Ты спроси меня, почему я так говорю. Спроси, ну что же ты… — И я, конечно, сразу узнаю: это Кужак, наш долгожитель, назойливый и надоедливый, как и этот упрямец.

— Говори, я слушаю… — слышу голос еще одного собеседника.

— Нет, ты спроси меня, почему я так говорю…

— Считай, что спросил.

— Нет, ты меня спроси, почему я так говорю. Жалко тебе, что ли, или язык не поворачивается, чтоб спросить?

— Почему ты так говоришь?

— Потому, что я прав, хочешь — я поклянусь этим куском хлеба?

— Клянись.

— Вот клянусь я этим хлебом. Вот теперь ты не можешь мне не поверить. Спроси меня, почему, спроси…

— Почему?

— Потому, что это верная клятва. Нынешние, все эти тридцатилетние, все мои дети. Да, да, именно мои, Кужака, дети. Меня, потому что я хромой и кривой, на войну не взяли. Говорят же, когда отару повернешь вспять, то и хромая овца может оказаться впереди.

Да, когда все мужчины ушли на войну, со всеми женщинами и детьми остался в ауле этот самый Кужак, лысый, как набалдашник трости, и кривой на один глаз, на котором он носит черную повязку. Теперь он хочет вдолбить всем тем, кто родился в лихую годину, что они его дети, кроме тех, конечно, чьи отцы живыми вернулись после победы, ибо знает этот настырный и навязчивый не менее, чем Хаттайла Абакар, Кужак, что таких шуток отцы ему не простят. Это сейчас он хорохорится, а тогда, в годы войны, бабы одолели его, впрягли во все тяжелые не бабьи дела, ни днем, ни ночью не было от них ему покоя, хоть беги, куда глаза глядят. Вот почему он десятки раз обращался с заявлениями в военкомат, чтоб его немедленно отправили на фронт, но все попытки его оказались тщетными. А когда же наш герой гражданской войны Кара Караев обратился ко всем своим ровесникам, старикам, с призывом стать добровольцами организующегося в Буйнакске дагестанского кавалерийского эскадрона, то радости Кужака не было конца. И ночью тайком от всех женщин, которые верховодили тогда в ауле, — «не дай аллах такого пережить кому-нибудь», бывает, восклицает он, вспоминая те дни, — вывел он из колхозного двора единственную, чудом сохранившуюся в колхозе лошаденку, такую худую, что когда седлал ее, Кужак подумал, не придется ли ему тащить ее на себе. Взял старую саблю, которую не мог вытащить из ножен, старую кремневку и выехал, чтоб влиться в кавалерийский эскадрон. Кое-как доехал он до города Буйнакска и под всеобщий смех и добрые шутки присоединился к добровольцам. Вот кто-то скомандовал: «Смирно!» Все встали в строй, держа лошадей в узде. Из штаба вышел коренастый, седоусый крепыш Кара Караев, оглядел строй и остановился перед Кужаком.

— Не знаю, как на противника, но на меня вы нагнали страху.

В веселом настроении был Кара и, указав на Кужака и еще на нескольких добровольцев, он приказал выйти из строя и стать в сторонку. Потом он у всех остальных воинов проверил, как подкованы кони, какова амуниция и оружие… Приказал к вечеру привести все в порядок и выдать всем новое оружие и обмундирование.

А Кужаку пришлось возвращаться к себе в аул ни с чем. Но он никогда не забудет слова, сказанные ему лично Кара:

— Тебе, дорогой Кужак, придется искать следы подков своего Россинанта.

И командир эскадрона так хлопнул ладонью его клячу, что дрожь прошла не только по телу лошади, но и по телу самого Кужака.