Зарница

Белов автоматически хотел отказаться, но вдруг помимо своей воли сказал:

— Да. Хочу. Если не сложно.

Она поднялась, зажгла плиту и поставила чайник на огонь.

— Владик же… немного необычный парень… то есть… не в том смысле, что он заикается, а такой…

— Какой? — вставил Белов, слегка отодвинувшись к окну. Тесная кухня едва вмещала двух взрослых человек.

— Странноватый. Но он хороший парень, не подумайте что! — встрепенулась она. — Не в том смысле странноватый, а в том, что витает в облаках, как все… гении.

Белов кивнул, заметил на стене кухни рядом с выключателем отрывной календарь. «Суббота, 13 октября 1984 года». Сегодня календарик никто не оторвал, хотя воскресенье уже наступило.

— Как думаете, у него могли быть враги? Может, его в школе кто-то преследовал? Или во дворе? Знаете, сейчас появилось несколько группировок, с которыми мы работаем — металлисты, например…

— Нет, что вы, — испуганно ответила женщина. — Какие группировки⁈ У нас тут все друг с другом знакомы, как дом построили в пятьдесят седьмом году, так многие до сих пор и живут. Я бы точно знала, — уверенно сказала она.

— Но вы же не знали, что ваш сын участвовал в драке… — мягко сказал Белов. — Возможно, он что-то недоговаривал. — Он не хотел напугать женщину, поэтому старался говорить как можно спокойнее. — Дети в этом возрасте часто сталкиваются с тем, что в силу разных обстоятельств не могут рассказать родителям свои переживания или проблемы. Боятся огорчить… сам таким был… — Он помолчал. — Может быть, вы знакомы с папой Владислава, он же… — Белов чуть не сказал, что он тоже такой же одиночка, как и она, но вовремя спохватился. — … он же работает в той же школе, где учится ваш сын.

Маша поставила перед ним чашку с чаем, подвинула сахарницу. Глаза ее до сих пор блестели, но она уже взяла себя в руки.

— Да, он учитель труда… Если честно, я редко его вижу. — Она вдруг подумала, что слово редко тут даже слишком. Она вообще никогда его не видела и не сталкивалась с ним во дворе. Впрочем, даже не задумывалась об этом. — У меня такой график, что прихожу после семи, а он обычно заканчивает раньше, — Маша чуть заметно улыбнулась. — В общем, не могу ничего сказать. Судя по тому, что рассказывал Витя, он хороший учитель. Толковый.

— Они же недавно сюда приехали?

Маша пожала плечами.

— Как-то не задумывалась об этом. Но… вы правы. Кажется, года два назад или три. Они так вписались, будто бы всегда тут жили.

— А где супруга Александра Ивановича, может быть, слышали? — Белов решился задать этот вопрос, потому что упоминания о женах соседей часто приводят к очень неожиданным ответам.

Маша помедлила, разглядывая нехитрый узор на плитке, которой была облицована мойка. Палец ее накручивал длинную светлую прядь, спадающую на плечо. Она явно задумалась.

Он отхлебнул чая и только тогда она сказала:

— Знаете, краем уха я слышала, что она погибла. Не знаю точно, где и кто мне сказал об этом… Несчастный случай на производстве или что-то вроде того… — кажется шушукались соседи с первого этажа, когда я вынимала почту. Но это было давно… а специально спрашивать, сами понимаете, не будешь. Да и не люблю я сплетни.

— И словно мухи, тут и там, ходят слухи по домам… — вздохнул Белов. — Что ж… Мария Павловна… пожалуй, у меня вопросов больше нет. — Он поднялся, намереваясь выйти из тесной кухни и спокойно покурить на улице, обдумывая услышанное, но чутье подсказывало, что женщина что-то недоговаривает. Ее гнетет какая-то тайна, которую она никому не может рассказать и опасается она не самой тайны, а ее последствий.