Мостки, которые он лично обновлял летом и с которых иногда удил рыбу, отсутствовали. В том месте стеной стоял рогоз.
Никаких следов взрыва гранаты, которую метнул в озеро школьник, не наблюдалось.
Он покачал головой и прислушался. Ему показалось, что снаружи затормозил автомобиль. Дверь в клуб была заперта изнутри, поэтому неожиданно никто не мог появиться. Тем не менее повинуясь рефлексу, Андреев стал действовать быстрее. Если это командир, тогда одно, а если комитетчики… времени было в обрез.
Одна фотография была сделана перед домом. Вся компания расположилась рядом с калиткой. Ставни на окнах закрыты, однако дом выглядит так, будто хозяева просто отлучились по делам.
— Семеро и один фотографирует, — пробормотал Андреев. Он снова всмотрелся в лицо Шарова. Открытое, дружелюбное, и хотя в нем ощущалась тревога, никакой паники, злости, растерянности капитан не заметил.
Зато высокий худой парень, стоявший позади всех — явно выделялся. Капитан сразу понял, что это и есть тот самый Червяков — второгодник, похитивший гранату — из-за него-то и разгорелся весь сыр-бор. Граната взорвалась, дети в панике бросились бежать, и… дальнейший ход событий выбивался не только из логики, но и вообще из всего того, что он знал и умел как разведчик.
Внутри самого дома была сделана всего одна фотография — тусклая и разобрать на ней что-то было почти невозможно. Дети сидят за столом, а на столе… — он всмотрелся и покачал головой. Насколько он мог судить, рядом с самоваром стояла здоровенная шифровальная машина «Энигма», во время войны их применяли немцы для шифрования донесений. В разведшколе они вкратце изучали возможности такой техники, разумеется, только в теории.
Но откуда она в части? Он точно знал, что таких штуковин здесь не было и быть не могло.
Несколько снимков были сделаны впопыхах — небо, деревья, лес, ничего особенного. Зато дальше…
Он вздрогнул, когда увидел дорогу, которую преграждали противотанковые ежи. Это когда такое было? Обычно, если приезжали киношники, он об этом знал, — они часто приглашали личный состав для массовки и обычно комчасти всегда шел навстречу. Но… эти ежи выглядели как настоящие.
Неожиданно история поменяла своих героев. Будто бы камеру взял кто-то другой и через несколько секунд Андреев догадался — кто именно.
На одной фотографии была запечатлена… попойка, по-другому он не мог сказать. Несколько молодых людей призывного возраста с осоловевшими взглядами сидят за столом, на которой стоит большая бутыль с мутным содержимым. На тарелках, насколько он мог разобрать — картошка и соленые огурцы из банки, находящейся тут же. Справа за столом девчушка, которую он видел на снимке у калитки, где ребята стояли всей компанией.
Как она попала к этим… хулиганам? — ужаснулся про себя Андреев. Может быть, школьники каким-то неведомым путем попали к местному хулиганью в деревне? Этот вариант исключался. Все деревни в радиусе двадцати километров были давно прочесаны…
Он почесал затылок. Обстановка дома старомодная, но многие до сих пор выглядят точно так же… — подумал капитан.
— Так, да не так… — пробормотал он, увидев на стене календарь с профилем Сталина. На светлой странице отчетливо читался год: «1941». Таких уже нигде не найдешь, даже в деревнях. Никто не будет вешать старый календарь на стену.
Следующий снимок заставил его похолодеть.
Один из парней, длинный и тощий как смерть, замер возле сидящей на табуретке девочки. Рядом склонился Червяков — ехидная улыбка не сходила с его рта. Длинный заканчивал на плече девчушки татуировку. Андреев разглядел кинжал, увитый розой и пронзающий череп. Рядом с этим рисунком виднелись две буквы — ЧК. Как раз «К» и заканчивал кольщик.
— Че-ка… Что это?
В дверь отчетливо постучали.
Андреев почувствовал, как екнуло сердце. Он оглянулся, мельком посмотрел другие фото — там был кишащий людьми рынок, какая-то подсобка — внутри он разглядел ту же девчонку, длинного и еще одного неизвестного парня. Все они затаились и явно чего-то ждали. Лица были напряжены.