Решив, похоже, что довольно трепать языком, юноша поспешил откланяться. И я бы даже ему позволила, чай разговор пустой вышел, но внезапно в поле зрения нарисовалась моя неугомонная родственница.
– Прошу простить, но у меня к вам будет небольшое дельце. Только ни о чем не спрашивайте, молю, – я схватила опешившего парня под локоток и понизила голос до заговорщицкого шепота. – Сейчас к нам подойдет моя тетушка. Скажите ей, что выставка закрывается и посетителям пора уходить. Поверьте, я в долгу не останусь. Щедро отблагодарю.
Что я поняла за полтора месяца жизни в Китеже – просто так здесь даже птицы по утрам не поют. А потому поспешно раскрыла свой плюшевый ридикюль, порылась в кармане, достала «убедительный довод» достоинством в целковый. И с усмешкой наблюдала, как он ловко исчезает в одном из карманов мужского костюма.
– Сами понимаете, любезный, дело тонкого обхождения.
Глаза молодого человека блеснули, как у сытой кошки.
– Барышня, ежели мне что поручили, да я завсегда…
Договорить он не успел, так как с нами поравнялась Инесса Ивановна, державшая под мышкой укутанную в белую тряпицу картину. Заметив наш с юношей тесный контакт, она удивленно приподняла выщипанные до ниточки брови. Пришлось срочно спасать положение.
– Тетушка, этот любезный господин только что сообщил мне, что выставка закрывается. Нам пора идти.
– Пора? – и взгляд такой пронзительный, словно ее обделили, как нищего едой на роскошном банкете. – Ни в коем разе! А как же неизвестное полотно Тропинина? Я прочла о нем в афише, полагала увидеть…
– Мне только что сообщили, что владелец картины, господин Задушевский, скончался и…
– Федор Иванович? – прохрипела старушка, хватаясь свободной рукой за сердце. – Да как же так?
– Вы были знакомы?
– С его супружницей Натальей Васильевной. Ходим по четвергам в книжный салон твоей крестной, Градиславы Богдановны Соловицкой. Господи, такой молодой…
– Говорят, сердце.
– Наташенька частенько жалилась, что оно у него шалит. Да кто же мог подумать? – покачала головой Инесса Ивановна. – Надобно ей отписать, принести соболезнования…
– Обязательно займемся, – закивала я, подталкивая тетушку к выходу. – Но для начала в кофейную. Мы еще даже не завтракали.
– Разумеется, Сонечка, – похлопала она меня по предплечью. – К тому же, я все уже посмотрела. Выставка оказалась на удивление скромной.
– Как жаль.
Жаль не было. Совершенно. Скорее даже наоборот. Еще час без чашечки утреннего кофе, к которому я крепко приобщилась в студенческую пору, и меня, от непрерывного стрекотания окружающих, ждет сильная головная боль.
– Довживников оказался неприлично хорош. Я купила одно из его изысканнейших полотен. Оно будто создано для нашей гостиной, Сонечка. Вот вернемся домой, покажу.