Гангстер вольного города

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я вот что подумал, Володя, — зазвучал хриплый голос Петровича. — Ты у нас, оказывается, парень излишне сообразительный, так что я не буду откручивать твою башку прямо сейчас.

Он замолк, словно ожидая от меня слов благодарности. Не дождался. Натянул улыбку и попытался сделать самое непринуждённое выражение хари.

— Смелый. Все же, — Монеткин хохотнул. — Отпустить тебя прямо сейчас, сам понимаешь, не могу… Кто знает, вдруг ты жандармов за собой проведёшь, поэтому…

— Смешно, — перебил его я. — Да будь ты хоть трижды свиньёй, но обращаться к ним… — я покачал головой, изображая возмущение, — никогда.

Мне тут же влепили увесистую затрещину.

— Ты бы это, Вов, помалкивал, — Петрович сощурился. — Не с торгашом базарным разговариваешь, а с уважаемым человеком. Тут вот какое дело… Услужишь — прощу. Поможешь — прощу в два раза больше. А ещё…

— Не, — перебил его я. — Кирилл Петрович, боюсь, буду вынужден сразу отказаться.

От моего заявления удивился не только Монеткин, но и его дочь.

— Ситуация-то некрасивая получается. Вы попытались меня обмануть, точнее, сделали это через моего человека. Попытались поставить меня на счётчик… в будущем. — поправил сам себя. — Избили. А я должен вам услужить? И это так честно делают дела местные авторитеты? Это не дела… Это так, шелуха самая настоящая.

Боров от недовольства пошёл красными пятнами. А вот его дочка, наоборот, заулыбалась… Да ещё как.

— Уж после того, как из меня попытались сделать лоха, я не буду прислуживать человеку, который не чтит правил своего мира. Это будет равноценно тому, что я перепишу себя в шестёрки. А я не шестёрка.

Краснота перешла в пунцовый оттенок. Дочь Монеткина откровенно захохотала, а мужики за моей спиной довольно замыкали.

— Непорядок, Кирилл Петрович. Не по понятиям.

Петрович было раскрыл рот, чтобы то ли меня оскорбить, то ли приказать свернуть мне шею, но белокурая девица положила свою тоненькую ручку ему на кулак. Папашка тут же выдохнул, поджал губы и повернулся к кровинушке:

— Что хотела, Катенька?

— Пап, если он действительно прав, то может…

Боров чуть опустил голову, чтобы услышать шёпот своей дочери. Он то и дело кивал, улыбался и не очень-то и по-доброму посматривал на меня. И как только она закрыла свой очаровательный ротик, мужчина растёкся в кресле и, широко улыбаясь, спросил меня:

— Ты выбил коленный сустав моему охраннику. Николаю. Верно?

Я сощурился, пытаясь предугадать, что он задумал. Точнее, что задумала эта стерва.

— М… получается, что так.