Эхо нежного голоса Вистианы донеслось издалека той реальности, которой уже не существовало, тёплые губы коснулись лба.
— Ох, всё ещё температура. Ну, ничего, завтра же отец поднимет тебя на ноги.
Невысокая, изящная, словно искусно сделанная статуэтка, она легко передвигалась по комнате. Сестра заботливо поправила подушку, проверила свежий ли целебный настой в чашке на столике брата, светлый взгляд искрился живой радостью юной девушки.
— А всё потому, что кто-то не послушал доброго совета и полез в море, — улыбающийся отец появился в дверях комнаты. — Очень неразумно для молодого ментала.
Валентайн Брум также не отличался богатырским ростом, но в поджаром теле чувствовались сила и энергия, а дар эмпата горел ярким горячим солнцем. Взрослый Северин из будущего с горечью и любовью смотрел на родных, слыша собственный голос тринадцатилетнего мальчишки.
— Можно с вами? Ненадолго! — Рин закашлялся, горло и грудь драло так, точно в них насыпали мелкого дроблёного камня. — Так обидно пропускать ритуал обновления печати. Не увидеть твоего мастерства, отец.
— Лихорадка не прошла. Будут на твоём пути ритуалы, не волнуйся, — мама не могла уйти, не проведав его, мягкая ладонь погладила по голове и лицу.
А Рин нахмурился, выскальзывая из-под материнских рук, возмущённо скривился.
— Ну ма-а-м… Я же не малыш.
Как же он корил себя потом, что почти оттолкнул эту руку, не обнял их всех так крепко насколько было возможно, чтобы они узнали, как сильно он их любит.
— Мой взрослый мужчина, — весёлый колокольчик материнского смеха отозвался болью в сердце теперешнего Северина.
— Борись, сын. Я поставил лечебную схему, — сильная рука отца сжала узкую мальчишескую ладонь. — Завтра вытяну из тебя эту заразу…
Они будто бы разом обняли его — мама, отец, сестрёнка. Никакого «завтра» уже не случилось. Северин попрощался с детством в тот день, когда тела родителей положили в фамильный склеп. Через несколько дней там же оказалась и Вистиана. Тринадцатилетний мальчик просидел с ними один всю ночь, как велели традиции. Старший мужчина семьи. Единственный, кто остался в живых.
На утро последних проводов Северин Брум облёк себя в чёрный цвет Ковенанта Разума. Он надёжно запер сердце за видимым безразличием, мастерски научился скрывать чувства за ледяной маской, чтобы докопаться до правды, приоткрывшейся ему в склепе. С тринадцати лет Рин вёл невидимую войну, обучался магии и умению продумывать каждый шаг, медленно, но неотвратимо продвигаясь к исполнению справедливой мести.
+++
Набережная казалась бесконечной. Северин прошёл довольно далеко от того места, где произошло столкновение с иллюзией. Острый приступ душевной боли постепенно отпускал, сердце покрывалось спасительным льдом. Никакие чувства не должны помешать ему исполнить задуманное. В настоящем ему тоже было о чём подумать. Загадочная первокурсница Мариса Дэй напомнила ему, что тело его, в противовес душе, молодо и требует женского внимания.
Обескураженный событиями Северин пребывал в непривычно тихом внутреннем безмолвии, где нашлось место только одному чувству. Все идеи и мысли, всегда равномерно текущие в сознании, сплелись в звенящий противоречивыми желаниями узел. Зачем он раскрылся перед девчонкой? Какая нелёгкая на миг разбила скорлупу, чтобы выпустить на свет одну из его страшных тайн? Никак не выходило забыть странную студентку. С удивлением он увидел её израненный дар — осколки света, потерявшего силу и яркость. Прежде ничья суть не была для Северина настолько явной и откровенной, ничей магический дар не притягивал с такой силой.
А магия иллюзий? Надо бы выяснить, откуда у неё запретные знания и зачем она так упорно демонстрирует их при посторонних. Почему она неосторожна в практике? События в Зале Огня, когда неизвестная сила поглотила чары стихийников и прочие чары, наверняка были делом рук девушки.
Не мог он забыть и другого — прильнувшей к нему изящной фигурки, беззащитного тела, ослабшего от отчаянья в его руках, ладошки, прикоснувшейся к груди. Тогда в библиотеке и теперь, когда он оттащил Марису Дэй от реки. Что-то заставило её броситься прочь из зала, чтобы разом покончить с ужасом, отражение которого он заметил в янтарных глазах. И по новой вернулось воспоминание о гибком девичьем теле, которое он недавно прижимал к себе. Тонкая жилка билась не нежной шее, его пальцы касались плеч, ощущали изгибы юного тела, жаркого и податливого. Он был оглушён желанием коснуться губами её кожи, исследовать руками каждую впадинку, присвоить себе. Лаская брать, пить ответный жар, послушно позволяя и ей испробовать себя. Если бы она только захотела…
— Остановись, глупый Рин, — сами прошептали губы, горящие так, будто уже всё случилось.
ebooksa