— Говоришь заученными фразочками, — заартачился Итон.
— Я тебя порадую, — хитро бросил американец.
— Что ты еще натворил?
— Подкинул ордену настоящую бомбу!
— Какую? — с недоверием крякнул Итон.
— Пока не скажу, прости, но вынужден держать тебя в неведенье. Но… тем сильнее будет радость от эффекта разрыва моей чертовой штучки, ты поймешь все по последствиям, а они наступят… Уж поверь мне, да еще какие!
— Подождем, увидим.
— Хватит обижаться!
— Не льсти себе, ты не способен меня уязвить.
— В общем, ты веришь в мой успех?
— В чем-чем, а в интригах ты преуспел, my darling.
— Уже цитируешь?
— Нет, тешу твое непомерное самолюбие.
— Ты мной восхитишься, когда узнаешь все подробности…
— Я уже давно восхищен дальше некуда, так что пожалуй воздержусь, — Итон картаво хихикнул, — Но ты не расстраивайся.
— Нет, я буду плакать! — расхохотался Джордж, — Мне это так свойственно.
— Ага, я последний раз видел тебя со слезами на глазах лет в десять, когда твоя любимая кошка Лола угодила в бетономешалку.
— Тогда грех было не заплакать, на кошке красовался ошейник с пятью брильянтами.
Собеседники засмеялись.
Но неожиданно, проходя мимо дверей в одну из зал оперы, Джордж услышать дивное по своему звучанию пение. Высокий и чистый голос в чутких и трогательных словах мелодичной молитвы Ave Maria славил небо вместе с красотой мироздания.