Письма в пустоту

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сговор удался? — с вызовом спросил он, скрещивая на груди руки. Его морщинистое лицо растянулось в злобной ухмылке.

— Уйди, я не собираюсь обсуждать с тобой наш с Дедалом разговор, — холодно отчеканил Рауль, стараясь не смотреть в глаза оппоненту.

— Подумаешь. Секрет полишинеля ваш с ним разговор, — подмигнул Игнасио, — Я знаю, новый председатель не питает ко мне любви. Ну, что ж поделать, его воля. Со смертью прежнего вожака неизбежно изменится и политика ордена. Таков закон.

— Только не говори, что тебе безразлично! — выпалил Рауль, сам понимая, что попался на крючок известного провокатора, — От тебя избавятся! Клянусь!

— Как распустил перья, — качнул головой Игнасио. Выглядел он, как будто это его приблизил к себе председатель, и никак не тянул на опального брата.

Тем временем Рауль не преминул ответить:

— Да! Я рад! Рад, что наконец-то от тебя избавятся, и прекратятся твои бесчеловечные эксперименты над душами мальчишек братства. Пришел конец твоим изуверствам! Ты слышишь меня?

— О, ну естественно. Ты так орешь, не дать ни взять, истеричная сука.

— Не смей выражаться в приюте господнем! — Рауль сжал руки в кулаки.

— Подумаешь, литературное слово использовал. И я ведь не согрешил против истины. Ты настоящая баба, посмотри на себя. Бесхребетная, мягкотелая и податливая сука. Разве не Пабло тебя такой сделал?

— Грязный извращенец! — красный от стыда Рауль, нахмурился. Он был на грани.

— Ты о Пабло? — Игнасио надменно приподнял одну бровь, — Не спорю. Я выдрессировал отличного бойца и сильного слугу. Он даже умудрился из мужика сделать телку. Так ведь, Рауль? Вы были любовниками? Ты стонал от его прикосновений, и когда он похабно тебя ласкал между ног, и когда входил сзади? Ты ведь кричал от наслаждения?

— Замолчи! Ты мне сейчас устроил допрос от обиды, что тебя выкинут! Тебя бесит, что дни твои сочтены и пришел конец твоей безграничной свободе! Да, Игнасио, придется ответить за все свои деяния!

Обвиняемый брат ничуть не смутился, он только шире улыбнулся.

— Похотливая сучка, — тихо процедил он, глядя на Рауля, — Ты не достоин даже моих объяснений. Но я не могу не пролить свет на сию проблему, я благодушно выведу тебя из тьмы заблуждений.

— Ты? Да не смеши меня! Ты просто больной маньяк, — молодой наставник презрительно скривился. Его сердце бешено стучало в груди, запущенное в неистовый ритм одним только упоминанием о Пабло.

— Позволь, открыть тебе глаза, — Игнасио потер переносицу указательным пальцем, — Я служу ордену. И, если во благо ордена надо будет исчезнуть, я с превеликим удовольствием сделаю, что от меня требуют. Я испытываю наслаждение, служа розенкрейцерам.

— Нет! Ты испытываешь удовольствие только когда издеваешься над безвинными детьми. Ты жалкий психованный маньяк!

— Я? Издеваюсь? Ты заблуждаешься. Я усмиряю плоть маленьких безбожников. Я выращиваю из них настоящих рабов ордена. И все только ради всеобщего блага. Я выдергиваю из поросли братства грязные стебли, на которых сам сатана поставил свое каиново пятно, и отчищаю их, усмиряя бесов.

— Бред!