— Вечером, вечером, Джордж. А то твоя кузина молока заждалась. — Я заметила, что разговариваю с ним, как с ребенком.
Мы пошли через второе поле. Я надеялась побыть в доме одна еще пару часов и настроена была нетерпеливо.
— Смотри-ка, — вдруг сказал он, — тот самый стог.
— Да-да, — рассеянно отозвалась я.
— Давай посидим там, поговорим. Как бывало, на стогу полежишь. У меня сохранилась та фотография. Помнишь, как ты…
— …нашла иголку, — поторопилась я, чтобы покончить с этим.
Отдохнуть, однако же, было приятно. Стог немного завалился, но пристроились мы там неплохо. Я зарыла свою бутылку в сено, чтобы молоко не нагрелось. Джордж осторожно поставил свою внизу под стогом.
— Моя старая кузина рассеянна до невозможности, бедняжечка. Она немного не в себе. У нее никакого чувства времени. Я ей скажу, что ходил всего десять минут, и она поверит.
Я хихикнула и посмотрела на него. Лицо его стало куда шире прежнего, а губы сочные, широкие, налитые как-то не по-мужски. Его карие глаза по-прежнему переполняла смутная мольба.
— Значит, все-таки решила после стольких-то лет выйти за нашего Скелетика?
— Право, не знаю, Джордж.
— Ну, ты его и поводила за нос.
— Это уж не тебе судить. Позволь мне иметь свои резоны.
— Да не брыкайся ты, — сказал он, — я просто шучу. — В доказательство он вырвал клок сена и провел мне им по лицу. — Знаешь ли, — сказал он затем, — по-моему, вы со Скелетиком все-таки плоховато обошлись со мной тогда, в Родезии.
— Ну, Джордж, мы были заняты. Мы тогда вообще были моложе, много еще надо было сделать и увидеть. Да и к тому же мы ведь могли еще сто раз с тобою встретиться, Джордж.
— Себялюбие, и не более того, — сказал он.
— Ну ладно, Джордж, я пошла. — И я стала слезать со стога.
Он подтянул меня обратно.
— Погоди, мне надо тебе кое-что сказать.
— Надо, так говори.