Растратив силы в катастрофически неудачных операциях первой половины года, Красная Армия утратила с таким трудом обретенное численное превосходство и, когда немцы на юге перешли от обороны к наступлению, не выдержала удара. Отступление было таким же быстрым и беспорядочным, как прошлым летом.
Эффективность крайних мер, на которые пошло советское командование, историки оценивают по-разному. Судя по тому, что стремительное отступление после этого не замедлилось, она была невысокой. На северном направлении фронт к концу августа откатился до естественного рубежа — Волги. На юге еще дальше — до Кавказского хребта.
И здесь наступила очередь Гитлера совершать ошибки. Он опять, как осенью 1941 года, недооценил потенциал противника по восстановлению потерь в живой силе и технике. Фюрер приказал вести наступление сразу в двух направлениях: второстепенное на Сталинград и главное — на Закавказье, к нефти.
Повторилась та же история. Наступающие теряли меньше солдат, чем отступающие, но к немцам подкрепления поступали скудно, а в Красную Армию — сплошным потоком. На самом главном фронте — в состязании ресурсов — советская сторона была сильнее.
До нефти германские войска так и не добрались, хотя взяли Краснодар, Майкоп, Моздок, Нальчик. В горных условиях Кавказа основная ударная сила Вермахта, танки, была малодейственна, а к концу осени, когда перевес в пользу Красной Армии стал значительным (в артиллерии двойной, в авиации и бронетехнике почти двойной, в пехоте полуторный), наступление выдохлось.
На втором по важности, северном участке, Шестая армия генерал-полковника Паулюса дала втянуть себя в кровопролитные уличные бои в разрушенном Сталинграде, где ни от танков, ни от авиации особенной пользы не было.
Город не представлял собой такой уж стратегической ценности. Немцы могли бы форсировать Волгу в любом другом месте, менее укрепленном. Но битва приобрела для обеих сторон огромное символическое и политическое значение — исключительно из-за названия города. Гитлер требовал от Паулюса любой ценой взять «город Сталина», Сталин от своих полководцев — стоять насмерть.
Советские войска всё время получали подкрепления. К середине ноября группировке Паулюса противостояло 11 армий — более миллиона солдат. 17 ноября советские войска нанесли удар по флангам, прикрытым менее боеспособными румынскими дивизиями. За шесть дней операция по окружению Шестой армии была завершена. Советские полководцы — Георгий Жуков, осуществлявший общее руководство, и командующие тремя фронтами Николай Ватутин, Константин Рокоссовский, Андрей Еременко — показали, что Красная Армия научилась не только стойко обороняться, но и успешно атаковать.
Триста тысяч немецких, румынских и итальянских солдат оказались в огромном «котле» площадью 2 000 квадратных километров. Это было серьезной неудачей, но еще не катастрофой. У Паулюса хватило бы сил пробиться на запад и соединиться с войсками фельдмаршала Манштейна. Именно это рекомендовал Гитлеру германский генштаб. Но фюрер принял иное решение. На фоне затормозившего кавказского наступления еще и признать свое поражение у стен «города Сталина» он не хотел и дал Герингу, командующему Люфтваффе, убедить себя, что немецкая авиация сумеет создать «воздушный мост» — обеспечит окруженную армию всем необходимым, а танковые дивизии Манштейна ударят с другой стороны, и поражение обернется победой.
Это была вторая военно-стратегическая ошибка германского главнокомандующего в кампании 1942 года. Расплата за нее наступит уже в следующем году.
Еще одна тяжелая ошибка носила не военный, а политический характер. Вермахт захватил территорию, на которой проживало 70 миллионов человек. С точки зрения нацистской идеологии это были представители неполноценных рас, и оккупационные власти обращались с местным населением соответственно: языком принуждения, насилия и угроз.
Примечательно, что у Сталина и Гитлера был один и тот же учитель — Чингисхан, создатель самой большой в истории империи, только Сталин и Гитлер позаимствовали у великого завоевателя разное. Советский правитель — сверхцентрализованную модель государства, в котором всё население состоит на службе; германский — методику ведения войны. При этом, если Сталину, кажется, и в голову не приходило, что он ученик Чингисхана (Вождь учился у учеников великого хана: Ивана III, Ивана IV, Петра I), то фюрер напрямую позаимствовал два монгольских военных изобретения.
Во-первых, рассечение вражеской обороны глубокими и быстрыми рейдами — только теперь они были не конные, а танковые. (Известно, что главный немецкий танковый стратег Гудериан очень интересовался тактикой монгольской войны).
Во-вторых, вслед за Чингисханом, немецкие власти активно и хладнокровно использовали психологическое оружие: запугивали население оккупированных стран акциями неслыханной в новые времена жестокости. В древности это позволяло монголам держать в повиновении территории, население которых многократно превышало размеры вторгшейся армии. Так же вели себя и фашисты. Понятия «военного преступления», введенное международными конвенциями, для них не существовало. И чем «неполноценнее» по гитлеровской градации была нация, тем жестче с ней обращались завоеватели. Были нации, подлежащие тотальному истреблению — евреи и цыгане. Были нации, подлежащие порабощению, — славяне. Малейшее неповиновение жесточайше каралось. Каждый случай сопротивления, даже если жители не имели к этому отношения, влек за собой кару по принципу круговой поруки. Если где-то убивали немецкого солдата, ответом становился расстрел ста произвольно взятых заложников.
При всей отвратительности подобных методов во время «блицкрига» они вполне выполняли свою функцию: обеспечивали покорность тыла на период недолгой военной кампании. Но и в 1942 году, когда стало ясно, что скорой победы не будет, оккупационная политика дальновидней не стала. У белорусских и украинских крестьян не было причин любить советскую власть, разорившую их и насильно согнавшую в колхозы. Во многих местностях немцев встречали радушно или по крайней мере нейтрально. Но «Остминистериум» — министерство, управлявшее восточными колониями, вовсе не собиралось освобождать сталинских «крепостных». Рейх забрал их себе. Колхозы остались, подневольный труд тоже, только теперь крестьянами командовали не партработники, а немецкие коменданты.
Некоторые усилия по умиротворению населения Остминистериум все же предпринимал. Например, ввел органы самоуправления из коллаборантов, однако эти структуры занимались главным образом выколачиванием податей. Столь же бесплодной была и попытка возродить религиозные учреждения, уничтоженные советской властью. В это же самое время и Сталин изменил политику в отношении православной церкви, обратился к ней за поддержкой — и получил ее. Духовенство оккупационной зоны, пошедшее на сотрудничество с немцами, оказалось в положении изменников и авторитетом не пользовалось. Отношение местного населения к оккупантам стало активно враждебным, когда потребность в дешевом труде вынудила немцев организовать вербовку «остарбайтеров» для работы в Германии. Добровольцев нашлось немного, и с апреля 1942 года людей стали мобилизовать насильно. Около пяти миллионов человек были увезены на запад. Многие молодые мужчины предпочли уйти в леса к партизанам.
В 1941 году, во время великого отступления, в немецком тылу сражались лишь немногочисленные отряды из окруженцев, не доставлявшие Вермахту серьезных проблем. Но с 1942 года ситуация меняется. В лесных районах возникает партизанское движение, которое пользуется поддержкой угнетаемых, обозленных жителей. Справиться с этим сопротивлением немцы пытаются всё теми же репрессивными методами, которые лишь повышают градус ожесточения. Чтобы не оттягивать с фронта боевые части (хотя иногда приходится делать и это), оккупанты объявляют набор в полицию из числа местных добровольцев и военнопленных, желающих вырваться из концлагерей. По количественным показателям эта мера выглядела успешной — в «шуцманы» или «полицаи» (от polizei) поступило в общей сложности 400 тысяч человек, но этот контингент был крайне ненадежен и нередко переходил на другую сторону.