— А вы там, четыре обезьяны, какого дьявола засели? Вы что, не видели, что враг уже почти прорвал один из флангов? Еще немного, и вас растоптали бы, как старое дерьмо на дороге!
Почему она высказывала все это именно нам, а не назначенным десятникам, которые и определили наши стрелковые позиции, я не понимал. Насколько я помнил из прошлой жизни, любая инициатива, исходящая от рядовых бойцов, в армии порицалась и всячески убивалась. Но тут, видимо, был несколько иной взгляд на подготовку личного состава. Раз уж мы потенциальные Владеющие, то и сами должны уметь определять свое место в бою, даже если командиры о нас забыли. Ну это так, просто моя версия.
Во время нашего разноса мы с остальными воздушниками, ясное дело, благоразумно молчали, потому что прекрасно усвоили, что с Мэтром пререкаться себе дороже. Лучше немного послушать о том, какой ты неумеха и тормоз, чем слушать тоже самое, но в два раза дольше и в упоре лежа. А вот у Белых нашелся какой-то отчаянный смельчак, который решил выступить против Хармы. Ну или глупец, тут еще с какой стороны посмотреть.
— Но это был нечестный бой, Мэтр!
Я присмотрелся к говорившему, и без особого удивления признал в нем Согара Имаго. Пятнадцатилетнего сына того мужика, с которым я вступил в перепалку на торжестве. С самим Согаром я лично знаком не был, потому что именно в тот момент глава стоял с другими своими детьми, но после той увлекательной беседы потрудился разузнать об этом семействе побольше. Чисто на всякий случай. Ну а удивления во мне не было по одной простой причине: несдержанность на язык и отсутствие понимания, когда вообще стоит открывать рот — это поистине была фамильная черта Имаго.
— У второй команды были и стрелки, и Астал! — Продолжал возмущаться подросток. — Нам же вы не дали вообще никаких преимуществ!
— Война, Аколит, вообще несправедливая сука! — Харма повернула свое заостренное худое лицо в сторону говоруна, и пришпилила его к месту своим пронзительным взглядом. — Когда тебя окружит в три раза больший отряд шахирцев, что ты будешь делать?! Кричать, что их больше, и это несправедливо?! Ты смешон, мальчишка! Вы — будущие Владеющие! Вы — цвет Исхироса! Вы
— Я… я бы попросил вас… — получивший словесных оплеух юнец зарделся, и теперь что-то жалко блеял дрожащим голосом, пытаясь снова отыскать свою уверенность.
— Я тоже много о чем вас прошу! — Пуще прежнего начала звериться Мэтр. — Но разве вы, оболтусы, слушаете меня?! Всякий раз вы поступаете так, как диктует вам ваша собственная тупость и неизменно наступаете на одни и те же грабли! Может, мне надо станцевать, чтобы вы наконец-то уложили в свои пустые головы мои простые слова?!
Харма действительно исполнила какой-то нелепый танец, похожий на смесь гопака и «яблочка», но желающих не нашлось даже улыбнуться. Почему-то глядя на эту женщину, подростков посещало неприятное ощущение, что война гораздо ближе, чем им кажется. А такие размышления волей-неволей прогоняли любой намек на веселье…
— Прошу прощения, Мэтр Харма. Не хотел бы прерывать ваш урок, но сейчас наше время пользоваться ареной.
К нашему наставнику подошел рослый худой мужчина в черной броне. Из-за его плеча торчал угол длинного щита, а на груди, поверх вороненного нагрудника, покоился медальон в форме меча.
По рядам Аколитов пронесся шорох сдержанных шепотков.
— Черный щит!
— Смотрите, у него черный щит!
— Жрец…
— Дурак, это паладин ордена!
Мэтр Харма медленно повернулась к визитеру и отвесила еще более медленный почтительный поклон. Для воинов империи не было людей, к которым они бы испытывали большее уважение, чем Черные Щиты — боевая элита всех служителей Воргана.
— Приветствую вас, экзарх. Спасибо за напоминание, мы уже закончили. — Потом воительница на пятках развернулась к нам, и громко объявила: — На сегодня все! Завтра жду всех с рассветом. Будем учиться маневрировать по сигналам амулетов!
Не утруждая себя прощанием, наставник повернулась к нам спиной и быстро зашагала прочь с арены. А Аколиты принялись медленно разбредаться, на ходу стягивая и ослабляя тесемки учебных доспехов.