Кагараши улыбнулся.
- Знали, конечно. Это древний кодекс исследователя, Микаи. Изучать, но не вмешиваться, не попадать в зону видимости. Так и было до тех пор, пока они сами не пришли к нам.
Интересно.
- Родной мой, боюсь все это
- Так то у вас! А лично у меня семья - это шум, скандалы-примирения, полное непонимание друг друга, абсолютное отсутствие какой-либо разумной логики во взаимоотношениях... Короче, вполне себе гармоничный хаос. Сейчас домой поедем, будет тихо, отдохнешь.
- Парень мой бывший. Катался на лексусе, как Пашенька и сказал, слинял при первом упоминании о сыне, точнее при первом знакомстве с сыном, - я с улыбкой наблюдала за реакцией мужа на свои слова. Понаблюдала, понравилось. Ревновать мы умеем - это я уже выяснила, но как же приятно видеть очередной старательно и с трудом скрываемый приступ собственнических инстинктов. Кажется, у Наташика появилась еще одна любимая вкусняшка. Кто там у меня помимо Егора был? Блин, жаль список жиденький! Но ничего, учтем даже тех, кто в школе в пятом классе ухаживал, тут главное имя выдать и многозначительно небрежно изрекать "ничего серьезного".
- Вечером ответишь на дополнительные вопросы, Микаи.
Я удивленно уставилась на хмурого мужа. Это уже любопытно - капитан разошелся команды раздавать, но я-то не Кагараши, чтоб меня воспитывать. Я - жена и это я тут должна в бигудях, со скалкой наперевес просветительские беседы проводить. Вот, кстати, надо моему исследователю об этой классической тонкости рассказать, по любому со свадьбой полез в воду, не зная броду. Ух, сюрприз будет!
Что говорили с ним только что, что не говорили. Прелесть моя, сиросэкай-не-ребенок, он бы еще голову в пасть льву запихнул. Чего уж мелочиться? Однако отреагировать на подобное заявление Сишати не успел.
Ему попросту помешали... Два тихих хлестких удара раздались рядом с нами. В мгновение я оказалась прижата к земле, а прямо надо мной послышалось тихое шипение коротких команд. Военный язык сиросэкаи отличался от гражданского, и изучить его я пока не удосужилась, чему сейчас была крайне не рада, ибо понять, что коротко и четко говорит Сишати, совершенно не могла. Стараться выяснить у ребят не совсем еще умом поехала. Персона гражданская, потому знай себе помалкивай в тряпочку Наташик и наблюдай. Что-что, а наблюдать и приспосабливаться я умела всегда...
Из своего живого надежного укрытия словно в неприятном сне я следила, как мамин абрикос с хрустом накреняется и падает на землю. Так просто. Годы труда и работы, годы дерево росло и набирало силу, чтобы в одно мгновение быть сломанным. Следом за этой странной мыслью пришла боль. Яркая, застилающая разум, обжигающая. Свистит ли рядом все тот же странный звук или нет, я уже не слышала, мир вокруг заглушал шум крови в ушах. Я закрыла глаза и стиснула зубы, инстинктивно стараясь быть тихой, только маневр не удался, стоило Сишати пошевелиться, из груди моей против воли вырвался тихий гортанный стон. Под закрытыми веками прыгали блестящие золотистые точки, складываясь в замысловатый звездный узор. Точно пояснить, где именно болит, я бы не смогла. Казалось, что болит все тело, каждый его миллиметр.
Сишати что-то говорил мне, и я почти его понимала. Слышала язык, слышала знакомые слова, но вспомнить их значение никак не удавалось. Последняя мысль, мелькнувшая в мозгу перед тем как провалиться в темноту, была о Паше.
Я нашла того, кто не бросит мой цветик.