– Уху! У-у-у-у! – голос фолька слегка дребезжал, но был такой же писклявый, как и у предыдущего. – Чего надо, недомерки?
– Ты – умный? – спросил Игорь.
– Да не такой тупой, как ты! – радостно оскалился тот. – Чего надо, спрашиваю?
– Так… – это общение начинало Игорю надоедать. – Кто отрядом командует, переросток?!
– У-у-у-у-у! Ух-ух! – фольк принялся то ли хихикать, то ли по-кошачьи срыгивать шерсть. – Разошёлся-то! Уху!
– Ты тупой? На вопросы ответить не в состоянии? – нехорошо прищурился коменадант.
– Чего сразу тупой? В состоянии! – не согласился призванный раб. – Давай, спрашивай!
– Я уже спросил, переросток! Ты что, успел забыть?! – Игорь почувствовал, что закипает, сжимая и разжимая левую когтистую руку. Когда он поддался раздражению, его конечность как будто решила немного пожить своей жизнью. И даже решения, видимо, готова была принимать сама, без участия своего носителя.
– Зачем кричишь, недомерок? – удивился фольк, нехорошо покосившись на когти Игоря. – Я не глухой!
– Чё, старый? Склероз одолел, да? – участливо поинтересовался Эрин.
– Это кто ещё тут старый?! – возмутился воин, демонстративно хватаясь за рукоять топора на поясе.
И это стало его ошибкой… Если до того Игорь был уверен, что перед ним просто очень вздорный человек, то сейчас отчётливо понял: фольк просто-напросто издевается. Специально издевается, чтобы вывести из себя. А потому и общаться с ним надо было иначе.
– Ты чего кричишь-то, недоросль? Мы не глухие! – отозвался комендант, с усмешкой глядя прямо в глаза раба. Точнее, в то место, где они скрывались в тени надбровных дуг.
– Чего сразу недоросль-то? – уже спокойно отозвался тот. – Уху! Не надо так!..
– А как тебя ещё назвать? – удивился Игорь. – Волосы уже седые, а рост – маленький! Ну точно недоросль!
– Эй-эй! У-у-у-у! Заканчивай так говорить! – обиделся воин. – Пользуешься тем, что я раб?
– Ага! – отозвался комендант, не став скрывать очевидное. – Пользуюсь!..
– Ну мы же договорились! – обиделся фольк.
– Ни о чём я с тобой не договаривался! – Игорь фыркнул. – Вообще впервые вижу!
На несколько секунд на вершине пирамиды повисла тишина, которую прерывал только лёгкий свист ветра. Всё это время фольк внимательно оглядывался по сторонам, а потом глубокомысленно изрёк: