— На палубу! — я кивнул Араэле. — Вера!..
— Я сейчас! — отозвалась рулевая, хватая атлас и закидывая его в подпространственный карман.
Снаружи раздался треск и крики ужаса. Я выглянул через стекло и увидел, как что-то огромное врезается в соседний дирижабль. В стороны разлетались щепки и куски такелажа. Вниз безвозвратно канул матрос, пытавшийся удержаться на канате. Дирижабль ещё не упал, но это, несомненно, была агония.
Пробегая мимо каюты, я вспомнил, что не всё забрал оттуда. Конечно, самое ценное я уже скинул в подпространственный карман. Но в столе всё ещё лежал дневник Перо. Я совсем забыл про него и не убрал заранее.
— Я сейчас! — крикнул я Араэле и Вере.
И со всех ног кинулся к каюте, то и дело натыкаясь на бегущих людей.
«Мэлоннель» вздрогнул от нового попадания. Где-то внизу, в трюме, что-то начало отваливаться с протяжным стоном умирающего зверя. И в следующий момент гондола с оглушительным треском накренилась. В каюту я буквально ввалился, едва удержавшись на ногах. Рывком выдвинув ящик стола, я, наконец, схватил дневник Перо…
В этот момент последовало очередное попадание. Дневник выпал из рук, привычно распахнув страницы на том самом месте, которое я перечитывал чаще всего. Перо Кироко выскочило и мягко легло на накренённый пол. Я подхватил и его, и дневник, успев зацепиться взглядом за последние строчки:
Пёрышко легло между страниц, я захлопнул блокнот и торопливо закинул его в хранилище.
Как я добирался до палубы, уже помню плохо… Соседний дирижабль не выдержал обстрела и упал на поверхность. «Мэлоннель» делали на совесть, а потому и продержался он дольше. Но когда я, наконец, вылез наверх, то, палуб, по сути, оставалось только две…
«Зевс» тёмной тенью появился сверху. С висящими наготове канатами для терпящих бедствие. От удара Чёрной Души не успели уйти четыре дирижабля, но спасения дождались лишь два. Находились мы, правда, недалеко друг от друга, и огромная гондола «Зевса» уже распростёрлась над обоими подбитыми кораблями. Экипажи, ругаясь и спеша, забирались на аэростаты по сеткам.
И я тоже полез наверх. Лез поспешно, иногда хватаясь за горячую ткань и обжигаясь. Внутри аэростата ещё был горячий воздух. Но он уже остывал. Верный «Мэлоннель» был пока что жив, но скоро должен был умереть окончательно. Его огненное сердце перестало биться, и теперь ему предстояло бесславно обрушиться на поверхность.
А я всё лез и пытался сдержать слёзы. Мой дирижабль… Верный товарищ в путешествиях… Было так обидно и больно, что хотелось остановиться и хотя бы на пару минут предаться грусти. Но… Надо было спасать свою шкуру. Удары Чёрной Души приходились теперь на щит, которым нас прикрывал «Зевс», и защита могла в любой момент слететь.
До свободного каната, спущенного с флагмана, я добрался последним. Вцепившись в него местами обожжёнными ладонями, я почувствовал, как меня начинает тянуть вверх: «Зевс» уходил из-под обстрела. Одежда на мне была мокрой насквозь. Под тугими струями ливня, в зловещем мерцании грозы, я висел на канате и смотрел вниз. Смотрел, как медленно, словно не желая умирать, начинает опускаться вниз мой «Мэлоннель».
Он задержался всего на несколько секунд — в тот момент, когда достиг внутренней поверхности выставленного щита. А затем щит мигнул, и верный эфирный корабль провалился в сплошную муть серого ливня…
Гроза разыгралась не на шутку. Косые струи обрушивались на землю. То тут, то там били молнии, а оглушительные раскаты грома раздавались один за другим. Я смотрел вниз, на землю Терры, где волны тварей накатывали на скалу, ставшую последней линией защиты человечества. Гроза, грозен, грозить… Удивительно, но в местном языке эти слова тоже были однокоренными. Совсем как в моём родном русском, на Земле.
«Грозен… Гроза? — подумал я. — Перо, что же ты так словами-то играл?».