– Шэнь… – продолжая блевать кровью, выдавил Лю Цингэ. – Какого чёрта ты опять задумал…
Видя, что ему и впрямь приходится нелегко, Шэнь Цинцю предупредительно похлопал его по спине.
Сперва Лю Цингэ думал, что тот собрался навредить ему, но увернуться не мог; однако стоило ладони Шэнь Цинцю коснуться его спины, как он ощутил, что в его тело вливается поток безмятежной и чистой энергии; постепенно наполняя его руки и ноги, она помогла ему выровнять дыхание.
Это действие Шэнь Цинцю лишь погрузило Лю Цингэ в пущий ужас: в конце концов, не видя от своего шисюна ничего, кроме зла, он уже привык к его извечному коварству.
– Шиди Лю, – вновь похлопывая его по спине, проникновенно начал Шэнь Цинцю. – На самом деле, уйдя в затвор, за последнее время твой шисюн немало осознал. При виде того, как твоя жизнь только что висела на волоске, так что аромат чуть не иссяк и яшма…[60] то есть ты чуть не покинул этот мир в самом расцвете сил – и, вспомнив обо всём, что случилось между нами в прошлом, твой шисюн испытал сильный стыд и подлинные сожаления.
Похоже, кровавая рвота Лю Цингэ от этого только усилилась.
– Почему бы нам с этого дня не отринуть прах прошлого, – с дружелюбной деликатностью предложил Шэнь Цинцю, – чтобы, идя рука об руку, стать образцом товарищества, примером истинной дружбы между братьями по школе – как ты на это смотришь, шиди?
Конечно, вываливать всё это вот так вот в лоб было немного неловко, однако после того, как он всё-таки не убил Лю Цингэ, этот замешанный на ненависти сюжет уже должен был измениться. Почему бы не пойти до конца, чистосердечно наладив отношения с Лю Цингэ? Как знать, быть может, если он впредь будет держать Лю Цингэ при себе, тот ещё окажет ему поддержку с тыла?!
Смертельно бледный Лю Цингэ какое-то время молча глядел на него. Наконец, потеряв терпение, он выпалил:
– Ты, катись отсюда!
Шэнь Цинцю проявил понимание.
В конце концов, после того, как они ненавидели друг друга столько лет, сложно вот так в одночасье завоевать чужую симпатию. Если взятый им темп показался Лю Цингэ слишком стремительным, Шэнь Цинцю был готов продвигаться в этом направлении шаг за шагом.
Он с лёгким кивком двинулся к выходу и, не оборачиваясь, махнул рукой:
– Шиди, если с твоей тренировкой что-то опять пойдёт не так, не стесняйся. Ты всегда можешь обратиться к своему шисюну за помощью. Раз уж мы находимся так близко, нам следует заботиться друг о друге.
Казалось, стоит ему произнести ещё хоть пару слов – и Лю Цингэ опять начнёт плеваться кровью. Его взгляд поистине ужасал.
Видя, как обстоят дела, Шэнь Цинцю почёл за благо заткнуться и добросовестно «катиться отсюда». Оставшись в одиночестве, Лю Цингэ мучительно изверг новую порцию крови.
Сколько они знали друг друга, эти двое никогда не ладили. Когда Лю Цингэ был молод, он на дух не переносил Шэнь Цинцю. Впрочем, они оба в равной степени поливали друг друга презрением.
Такого рода ненависть была отнюдь не той нарочитой враждой, что граничит с любовью, – это был тот вид подлинного соперничества, когда любое неверное слово может послужить поводом для драки не на жизнь, а на смерть. Шэнь Цинцю, следующий принципу «лежачего не бьют», был всё равно что солнце, восходящее на западе, – но чтобы этот самый Шэнь Цинцю его ещё и спас?!
Однако факт был налицо – при одной мысли об этом Лю Цингэ поневоле скривился.
Последним, что он помнил, было мгновение перед тем, как его тренировка вышла из-под контроля, сейчас же его энергия и дыхание вновь пришли в равновесие. Сам он никак не мог выйти из этого состояния отчаянного помешательства и привести поток энергии в порядок – должно быть, ему кто-то помог.