— А вы что себе позволяете?
Он вдруг уводит меня в сторону, в коридор, где темно и нет никого. Наклоняется так низко, что я чувствую запах шампанского из его рта. Он почти касается моих губ и шепчет, снося плотину принципов и запретов.
— Все, что ты сама мне позволишь, Маша…
Глава 18
Меня словно с ноги в грудь бьют, как только вижу Машу на сцене… Марию, блять, Викторовну.
Где та строгая помощница, что обещала не отвлекать меня от работы.
Где та строгая девочка, выдержкой которой я даже начал восхищаться.
Сам такой. Ради мечты могу и инстинкты в задницу засунуть. И где теперь моя выдержка? Где собственное благоразумие. Все эти правильные слова разрываются на ошметки выстрелом, который производит Маша мне в голову, начиная танцевать в этом подобие платья.
Золото и тьма. Дичайшее сочетание так подходящее ей. Словно знала. Словно только для меня. Золотая, правильная девочка, которая утягивает в пучину тьмы каждым движением этого невероятно совершенного тела. Взмахами рук.
Она так лихо по этому шесту взбирается, что сердце замирает. Почти не дышу, словно снова на высоте в несколько десятков метров.
А Маша даже не дает отдохнуть. Не дает раскрыть чертов парашют. Я просто лечу без него к твердой земле, смотря на эту сложную композицию, когда она почти падает с шеста, но удерживается на одной руке.
Пилон. В жизни бы не подумал, что она этим увлекается. Не вяжется у меня образ неуклюжей Маши из офиса и Марии, которая змеей сворачивается вокруг стальной палки. Я ж держался. Полтора месяца дикой головной боли по имени «помощница Маша». И ни спорт, ни работа, ни жесткий трах с Августиной не помогают от нее избавиться.
Бесит сам факт, что на работе не работаешь, а представляешь, как раскладываешь ее на столе, как заставляешь телом скользить по члену как по палке этой дебильной.
Мельком смотрю на других. Они так пялятся, что мне разорвать каждого хочется.
Маша чистый секс. Так двигается, так смотрит. Работай она в стриптизе, я бы устроился туда охранником. Работай она в порно, я бы стал ее единственным партнером.
Сука. Бомбит дико, ручки кресла уже трещат под давлением пальцев. Хочется, чтобы вместо них шея ее тонкая была. Подо мной, извиваясь и выстанывая мое имя своими пухлыми губами.
Она завершает номер, уходит, а у меня, кажется, сердце только сейчас стучать начинает. Глаза закрываю. Но вижу ее. Ноги длинные, которые должны не вокруг шеста обвиваться, а вокруг моей шеи. Губы накрашенные блядским красным, которым она скоро замарает мой член. Грудь эту еле прикрытую, на которую я в своем сознании, черт знает, сколько раз кончал.
Дальше я не смотрю, просто неинтересно. Я бы вообще не пришел сюда, если бы не знал, что Маше нужен этот триумф. Но больше никаких выступлений на озверевшую от похоти толпу. Хочет пилон, поставлю прямо в квартире, где она теперь будет жить. Танцевать будет только для меня, иначе вместо работы я буду думать, какой урод на нее пялится. Даже в ее этой чертовой студии.
— Арсений Ярославович, вы будете награждать девчонок? — спрашивают меня, и я глаза открываю. Голова кружится, в голове Маша, раздевающаяся только для меня, шепчущая: «У тебя не только нос большой».