— Сегодня ночью забудь это слово…
— Это приказ?
Блять, она меня с ума сведет.
— А ты хочешь приказов?
— Мне нравится, когда ты строгий, властный, грозный…
— Ноги раздвинь…
— А еще мне нравится, как ты орешь, когда я делаю что-то не так.
Я утыкаюсь носом в попку, втягивая дурман ее запаха. Ей нравится, когда ору. Ей нравится, когда приказываю. Была бы моя воля, она бы уже орала от боли и наслаждения, пока я ее плеткой хлещу по заднице и груди, оставляя следы, но пугать раньше времени не хочу.
— Если ты будешь делать что-то не так, то тебя придется наказать.
— Наказать? — поворачивает она голову, и я вижу искусанные губы и горящие глаза. — Покажи, как?
Стискиваю зубы, чувствуя, как похоть выходит за границы, как зверь внутри меня рвет и мечет, желая вонзиться в мягкое податливое тело.
Я поднимаю ладонь, звенящую от дрожи, и опускаю на ягодицу.
Она вскрикивает, но продолжает на меня смотреть. Не отрываясь.
Я повторяю движение, делая удар сильным, звучным. Маша вскрикивает, кусает губы, но ноги не раздвигает, продолжая ждать наказания.
Я поднимаю руку снова, понимая, что просто сейчас кончу. Накрываю ягодицы в третий раз. Звонко, с оттяжкой. Она кричит от боли, плачет и тут же, сдаваясь, раздвигает ноги. Я сразу же впиваюсь губами в сочащиеся влагой губки, успокаивая, лаская, подыхая от того, какая сладкая малышка мне досталась.
Глава 19
Он пьет меня, выпивает до дна, скользя языком по местам, о которых не то, что говорить, думать не принято, но я хочу не только думать и говорить, я смотреть хочу. Хочу знать, так же ему это все нравится, как и мне. Так же он умирает от желания. Кожа еще горит в местах удара, но это только добавляет остроты. Мурашки волнами по телу, от головы до самых пальчиков, которые сжимаются, когда он особенно сильно щелкает языком по клитору. Хочу видеть.
— Что?
— Блин, я вслух сказала, — он тормозит. Ну зачем он тормозит.