Физик против вермахта

22
18
20
22
24
26
28
30

Он подошел к локомотиву и махнул рукой высунувшейся из будки курчавой голове с чумазым лицом, которая тут же скрылась из виду. Уже стоявший под парами поезд клубами густого белого пара обдал пространство вокруг себя и с лязгом начал двигаться вперед.

— Как же так? Товарищ Теслин⁈ Про поезд же товарищи говорили, — идущего к локомотиву ученого, схватили за рукав плаща; держащий его директор едва не плакал. — Он же экспериментальный, товарищ Теслин. Меня же потом к стенке поставят. Как пить дать, поставят.

Вид плачущего пожилого мужчины с трясущимися руками был настолько жалким, что Николай Михайлович остановился и полез в карман плаща за блокнотом. Он размашисто начиркал несколько фраз и вырвал листок.

— Держи. Это твоя страховка. В том, что случилось, виноват только я. Передай товарищам из государственной безопасности, что я отправляюсь на остров Узедом. Они знают в чем дело, — ученый нехорошо улыбнулся. — Преследовать меня не советую. Если у кого-то из них возникнет даже мысль помешать мне, я не оставлю от них и пыли. Ты понял меня? Так им и передай! — для большей убедительности и доходчивости, Теслин схватил оторопевшего директора и сильно тряхнул его. — Я выжгу все на своем пути.

Встряхнув директора еще раз, ученый отвернулся и пошел вслед локомотиву, который медленно выползал из цеха. На улице их уже ждали четыре грузовика, окруженные взводом красноармейцев. Генерал Синилов сдержал свое слово, прислав боеприпасы и продовольствие.

— Бойцы, начинайте погрузку! — крикнул Теслин, махнув рукой. — Грузите все, до самой последней железки. Все пригодится, не на свадьбу едем.

Дальнейшие события развивались стремительно. Через час бронепоезд покинул завод, направляясь в сторону Клина. На первой же узловой станции их остановили и, в соответствии с приказом Ставки Верховного главнокомандования о переподчинении всех подразделений на этом направлении, отправили на Калугу. В сторону города, сместив разрозненные остатки пятой гвардейской стрелковой дивизии и пехотные части сорок третей армии, двигались части пятьдесят седьмого немецкого моторизованного корпуса, имевшего в своем составе не менее 200 танков и 50000 солдат и офицеров. Между Калугой и Москвой не осталось ни одного боеспособного советского подразделения. Жуков, только назначенный командующим Западным фронтом, метался вдоль железной дороги, стягивая в кулак все возможные части.

— … Сам Жуков тудой поехавши, — на переходе, где бронепоезд остановился дозаправиться углем, к кабине подошел словоохотливый обходчик. — Ругалси сильно. Все по матери, по матери, — печально качал головой старик. — Плохо, говорил. Совсем плохо. Ерманец, говорит, прет по Можайке. Танков, мол, немерено…

Слушая его, Теслин темнел лицом. Ситуация ухудшалась с катастрофической скоростью, громоздя на его пути все новые и новые препятствия. «Проклятье! Это же направление главного удара немецких войск, которые еще не успели выдохнуться. Черт! Черт! У Ленинграда мы прошли по самой кромке северной группировки. Здесь же придется идти прямо через всю массу войск группы армий „Центр“. Сколько их здесь? Почти миллион пехоты, больше двух тысяч танков и орудий, еще сотни и сотни самолетов». Оскалившись, словно старый пес, ученый с хрустом сжал кулаки. «Маловато будет…». С многообещающим выражением лица он потянул за рычаг, будя в многотонном монстре глухой рев.

Миновав Наро-Фоминск, бронепоезд двинулся в сторону Малоярославца. Редкие станции, встретившиеся на пути, выглядели покинутыми. По перронам гулял ветер, хлопали раскрытые настежь окна административных зданий, выли брошенные всеми псы. В селах, мимо которых проносился бронированный состав, тоже почти никого не было. Изредка из-за изгородей выглядывали испуганные лица местных жителей.

— Товарищ Теслин, Малоярославец на подходе, — задумавшегося ученого окликнул машинист, степенный дядька лет пятидесяти. — Нам бы исчо уголька пощукать. Чует мое сердце, дальше не до этого будет.

— Давай, Василь Петрович, командуй, — негромко протянул Теслин, внимательно разглядывая окрестности приближавшегося города. — А это еще что за толпа? Наши вроде…

У приземистого здания вокзала, построенного из красного кирпича, бушевала толпа, в которой были преимущественно женщины. Обступив черную эмку, они махали руками, что-то кричали.

Заметив приближавшийся бронепоезд, вся толпа тут же сорвалась с места и побежала ему навстречу. За ними прямо на перрон въехал и автомобиль, из которого тут же вышли двое: невысокий коренастый генерал и его водитель с автоматом в руке.

Теслин, свесившись с будки машиниста, громко закричал:

— Бабоньки! К поезду не подходить! Особый состав! Кому говорю, не подходить! А вы чего рты раскрыли? — это он уже кричал на своих бойцов, спрыгнувших с одного из вагонов. — Выставить посты и никого к поезду не пускать!

Теслин еще на заводе собрал перед собой всю команду бронепоезда и долго махал перед ним документом за подписью председателя Государственного комитета обороны И. В. Сталина. Этот документ с предписанием советским гражданским и военным руководителям оказывать подателю сего всю возможную помощь он получил уже после встречи с Вождем. Сделав серьезное лицо, ученый больше получаса рассказывал им старую историю о секретном испытании особого оружия Главным разведывательным управлением Генерального штаба Красной Армии, напоминал об оказанной им чести и ответственности перед Родиной. Немалую достоверность рассказу придавало и то, что самого Теслина на всем протяжении строительства бронепоезда сопровождали сотрудники государственной безопасности. Словом, в очередной раз история о специальном испытании нового оружия нашла своих благодарных служащих, а самого ученого наделила неоспариваемыми полномочиями.

— Так точно, товарищ Теслин, — молодцевато рявкнул молоденький курносый боец, ощетинившись в сторону толпы карабином. — Назад!

Женщины же, отпрянув на несколько шагов обратно, заголосили.

— Что же вы, ироды, бросили нас? Где еще войска? Почто одних оставили? — кричали они, заламывая руки. — Кто нас от немца защитит? Старый Гнат с двухстволкой? Все защитнички сбежали. Первый секретарь даже полюбовницу свою с пианиной не забыл. Нас же, как псов шелудивых, бросили… Детишек хоть заберите, коли нас на поругание оставляете.