- Его там нет, Караказов! Ты слышишь меня? Он не прибыл в Москву! Его ждут в Кремле, Караказов! Сам товарищ Сталин о нем справлялся! Куда этот пацан делся? Разберись, немедленно разберись! Найди мне этого Старинова! Хоть из под земли его вытащи, а то полетишь верх тормашками со своего места!
Телефонная трубка с хрустом упала на место, едва не разваливаясь на части.
***
Илья Старинов, отец Мишки, с кряхтением опустился на скамейку, откинулся на спинку и с облегчением выдохнул. Топор, которым только что колол дрова, положил рядом. Сил больше никак не было. Старое, еще с Гражданской, ранение снова давало о себе знать. Прихватило в груди так, что ни разогнуться, ни согнуться. Вот и присел, чтобы дух перевести. Глядишь, полегчает, тогда можно и продолжить с дровами.
- Опять? – на скамью рядом села Прасковья, с тяжелым вздохом коснувшись его плеча. – Сейчас барсучьего жира принесу, помажу. В глечике, кажется, немного осталось. Ты, Илюшь, пока не вставай, посиди.
Она уже встала, как в ворота кто-то громко постучал. Сильно, требовательно, но, не дождавшись ответа, вошел.
- Илья Прокофьевич, Прасковья, доброго вечера!
Во двор вошла сельская почтальонша Татьяна с неизменной зеленой сумкой на плече. Совсем она в последнее время зачастила к ним. Целый мешок уже писем для Мишки наносила, а те все идут и идут. Опять, наверное, принесла письма. Хотя лицо что-то у нее странное…
Но тут воротина снова хлопнула, пропуская внутрь еще одного человека. Это был ее начальник – Вилор[2] Григорьевич Дорожкин. Персона в селе важная (на кривой кобыле к нему не подъедешь), поэтому и не понятно, каким ветром ее сюда занесло.
- Илья Прокопьевич… тут такое дело…
Голос у начальника почту, и вовсе, был странным – дрожащим, едва не заикающимся.
- Депеша вот… про вашего Миш…, - не договорив, сразу же поправился. – Про вашего Михаила Ильича…
Прасковья тут же вскрикнула и начала оседать на землю. Если бы не муж, точно бы на земле распласталась.
- Мишенька, родненький! – горячо зашептала она, схватившись за сердце. Ведь, как чувствовала, что нельзя было его отпускать. Значит, что-то страшное с ним случилось. – Господи, Мишенька, сынок…
Муж осторожно усадил ее рядом, и, сдвинув брови, вопросительно посмотрел на Дорожкина. Мол, давай, чего там.
- Илья Прокопьевич, депеша пришла на имя Михаила Ильича, - Вилор Григорьевич почему-то вновь и вновь Мишку именовал полным именем с отчеством. Причем в голосе слышалось особое почтение. – Телеграмма из Москвы… вот.
Старинов-старший никак в толк не мог взять, что, вообще, за переполох такой. Письма для его Мишки каждый день приходили: то десяток, то два десятка. Пару раз даже телеграммы от каких-то пионерских организаций приходили с предложениями дружбы и сотрудничества. Все это они, естественно, аккуратно складывали, чтобы потом Мишке передать.
- Дай сюда! – с недовольным видом он схватил телеграмму и начал читать вслух. – Так, из Москвы… Чего огород-то городить? Кремль? Хм… Партия и Правительство Советского Союза передает пламенный привет пионеру Михаилу Старинову и желают ему успехов в учебе и работе на благо нашей советской Родины… Подпись… И.В. Сталин…
Последние два слова Старинов-старший читал уже стоя и каким-то странным неживым голосом.
- Проша, - продолжая держать письмо, он повернулся к жене. – Водки принеси… с стаканы, - это уже добавил, как оглядел тех, кто стоял рядом. – Выпить нужно… Вот тебе и Мишка. А я ему еще ремня… Сам товарищ Сталин телеграмму прислал, - Илья Прокопьевич поднял указательный палец вверх. – Проша, ты где там? Быстрее неси!