— Достали из-под мундира у мертвеца. — Брехт принюхался, бумаги пропитались трупным запахом, хотел приказать проветрить и прогладить что ли, но потом передумал. Ещё угробят. Забыл даже у «продавцов» трупиками про бумаги спросить на радостях. А те не забыли, сунули карты и какие-то списки, что были при убиенных, под мундир, чтобы не затерялись в дороге.
— Разверни. — Развернул, зажимая нос, Карим. — Мать моя — женщина! Да это карта. — Брехт даже морщиться перестал. Это была замечательная карта южного Кавказа. Вот именно такой ему и не хватало. Даже захотелось догнать и дополнительно наградить продавцов английских трупов. С такой картой уже воевать можно.
— Карта! — поведал ему Управляющий делами ханства.
— Карта. Разложить в месте, где нет солнца, и проветрить, как следует. И охрану выстави, любого, кто будет интересоваться, сразу под стражу. Не мешкай, Карим. Всё, убежал я, скоро войнушка начнётся. — И Пётр Христианович поспешил к северной стене Дербента.
Войска показалось, как и прикидывал Брехт ближе к обеду, уже ходить по стене туда-сюда устал, а ещё там все время под воротами гвалт стоял, утомляя. Ворота заперли, а купцы и прочие разные граждане многонационального Кавказа прибывают и прибывают. Ругаться начинают на гортанных своих непонятных языках со стражей. Князь Витгенштейн не выдерживает и приказывает пропустить. Ворота снова закрывают, а через несколько минут очередной караван с нефтью или шесрстью или древесиной. Опять ругань и опять приходится пропускать. Скоро стрельба начнётся, а от этих купцов зависит процветание его ханства и его предприятий. Беречь их нервы надо. Войско появилось неожиданно. Погода весенняя, мартовская и солнце ещё по привычке любит в тучах понежиться, не думает о людях, те-то соскучились. Вот и забежало солнышко за очередную тучку, видимость сразу ухудшилась, Брехт трубу опустил и присел на корзину с ядрами возле пушки. Задумался о непонятном войске. Где мог дядя Мехти за такое короткое время набрать несколько тысяч конного войска. Да там если всех мужчин шамхальства на коня посадить и пять тысяч не получится. Так и конь не у каждого. Пастухи, пахари. Коровы и волы — это да, а кони, так-то редкость, да ещё тысячами. Странно.
— Ваше Превосходительство, едут! — подскочил к нему подпрапорщик артиллерист, тоже в красном мундире. Для них на случай войны уже серо-зелёную форму пошили, но пока не выдавали, износят, опять за свой счёт шить. Не Ротшильд же, деньги счёт любят.
Пётр Христианович встал, поднёс к глазу подзорную трубу. Точно едут. Дорога перед воротами в полукилометре примерно за холм ныряла, и вот из-за этого холма по широкой дороге, отремонтированной зимой, по пять-шесть человек в ряд выползала змея. Точно не регулярное войско, у всех разные цвета одежды. Тёмные в основном, но и чёрные есть, и коричневые, и серые, синие попадаются яркими пятнами. Как этого дядю звать-то Брехт и забыл. Он на его свадьбе был, но кроме большого живота и кучи круглых орденов на черкеске ничем не запомнился. Был он, кстати, в белой черкеске золотом расшитой. Вот во втором ряду едет кто-то в белой черкеске.
Пётр Христианович навёл на человека трубу. Да. Четырёхкратное увеличение лица и фигуру разобрать не позволяло. Но что-то Брехта в фигуре цепануло, и он снова поднёс трубу подзорную к глазу.
— Да, твою же мать! Ничего себе. Неожиданно.
Событие сорок пятое
— Отставить! Не стрелять! Отставить! Свои! — Пётр Христианович бегал по стене и чуть не в ухо каждому артиллеристу красному кричал. Это хорошо, что стена четыре метра шириной, можно бегать, не боясь вниз сверзнуться.
— Кто такие? — Войсковой старшина Говоров Андрей Андреевич встал на дороге Брехта. Чуть не стоптал Петер-хан казака астраханского.
— Да, блин, кто разведчики были? Неужели шайра под Маратом Карамурзином не заметили? Таких коней на Кавказе по пальцам посчитать. Это черкесы. Я их позвал на помощь, вот они пришли. Ну, приехали.
— Так бохато больно. Двух эскадронов не было. А тут корпус целый. — Законно возразил Говоров.
— Бохато.
Брехт приказал открыть ворота и стал спускаться со стены. Честно говоря, не ждал. Войсковой старшина правильно отметил, в походе на Шекинское ханство приняло участие двести сорок — двести пятьдесят человек. Трое погибли и трое были ранены. Зато каждый получил кольчугу, пару коней, огнестрельное оружие и по нескольку кинжалов. Кроме того Брехт выплатил всем по двадцать рублей серебром. И, видимо, это стало известно во всей Кабарде, и в малой, и в большой, и во всяких прочих разных. Потому на повторный призыв, сходить за зипунами в Персию, откликнулось несколько тысяч черкесов. А чего, потерь почти нет, а прибыль от похода приличная. Опять же от домашних забот свинтить, хай, женщины с рабами и бедняками занимаются, а воинам настоящим гвозди вбивать в стены, из камней сложенные, не по чину. А вот за зипунами, это по чину.
Марат попытался Брехта приподнять. Пётр Христианович попытался приподнять пщышхуэ. Масса победила. Засучил ножонками в воздухе черкесский главный князь.
— Петер, я привёл три с половиной тысячи воинов. Когда идём на Иран? Люди хотят привезти в дом богатую добычу. — Едва обретя почву под ногами, Марат от души треснул Брехта по плечу. Покачнуло. Хотел тоже приложиться, но последствия были непредсказуемы, ещё уронит князя. Урон не только князю, но и чести будет.