Галопом по Европам

22
18
20
22
24
26
28
30

Ехали они с Маратом впереди каравана и изучали языки. Брехт учил черкеско-кабардинский, а Хавпачев русский матершинный, ну и русский заодно. За два года, более-менее, балакать на русском Марат научился и сейчас уже всякие сложные слова изучал, Брехт же кабардинский не выучил, и тыкал пальцем куда попало. Трава, там, лошадь, деревья. Ехали в это время они по большой поляне, даже большущей. Только впереди метрах в пятистах лес снова смыкался, а уже с километр по поляне этой ехали.

— Опушка, — Пётр Христианович ткнул пальцем в виднеющийся впереди конец поляны, и повернулся к Марату, чтобы выслушать перевод, и не успел, глаз зацепился за движение впереди.

— Тревога! — Через несколько секунд закричали они уже вместе с Маратом, каждый на своём.

Чего не закричать-то, не видно ещё, кто там к ним скачет, но их целых … много и они саблями машут и орут, наверное. За пять сотен метров не слышно, но если скачут и сабельками размахивают, солнце от клинков отражается, то точно орут.

— Зарядить оружие, Марат, передай, — и Брехт стал поворачивать Слона.

Есть минусы у шайров. Его повернуть-то можно, а вот заставить скакать галопом, это надо волшебное слово знать, а Брехту его англичанин проклятый, который ему их продал, из вредности не сказал. Потому степенно развернувшись, Слон по… пошёл назад, ну, хоть быстрым шагом. Это, наверное, так у шайров рысь выглядит.

Не всё так плохо. Примерно такую ситуацию Пётр Христианович с горцами и егерями отрабатывали. «Внезапное нападение превосходящих сил противника». Придумали такой ход. Очень расточительный, но жизнь, она, всяко разно, дороже. Придумали следующее, утром отправляясь в дорогу, все заряжают по два седельных пистоля и штуцер, что у каждого за плечом. Только на полку порох не сыпят. Вот, тревогу сыграли, и все скусывают патрон и по очереди все три огнестрела заряжают. Два десятка опытных бойцов у князя с лишком, и получается шестьдесят потенциальных выстрелов. Даже семьдесят. Не мало.

Минус в этом такой. Каждый вечер нужно из оружия пальнуть и почистить его. Не оставлять же заряженным. В Гродно пришлось палить в центре города, и народ возбудился и даже стоящие лагерем неподалёку мушкетёры целой ротой привалили. Всё же на той стороне границы, в герцогстве Варшавском, не спокойно. Бузит шляхта.

А ещё есть минус в передвижении одвуконь. Каждый черкес ведёт в поводу своего пристяжного коня. В результате, при тревоге получается давка. И с этим ничего не поделаешь, аргамаки эти — лошади норовистые, пугливые и чужим не даются. И стадом бежать за повозками категорически отказываются. То драку устроят, то начнут траву щипать и разбредутся. И вот при тревоге нужно горцам оружие заряжать, а тут куча коней дёргаться начинает.

Кто уж с какой скоростью выпутался из давки и с какой насыпал пороху на полку, тот и подъехал к Брехту поворотившего снова Слона и спешившемуся. Собирались медленно и коряво, хоть и отрабатывали этот манёвр. Спасло, то, что поляна большая. Даже на полной скорости минуты две надо, чтобы нападающие приблизились. Защёлкали выстрелы и черкесы с егерями окутались дымом. Брехт видел, как падали у напавших на них лошади, как и сами эти товарищи вались под ноги лошадей, но много блин их было.

Пётр Христианович не стрелял. Штуцера у него не было. Зарядил два пистоля винтовальных и ждал. На Слона не садился пока. Успеет. Лучше две пули Петерса гарантированно потратить. Когда подъехали поближе нападавшие, стало ясно, что это поляки, и что это не регулярная часть, а партизаны какие-то. Видимо из герцогства Варшавского их пруссаки шуганули, и они прорвались сюда в Белоруссию, партизанить. Не простой отряд, организованы и дозоры у них есть, и подзорные трубы, увидели дорогие кареты и позарились, на большой численный перевес понадеявшись.

Брехт даже отошёл немного от Слона, облако порохового дыма сносило на него, а хотелось не бабахнуть, куда-то в сторону врага, а прицельно снять того, кто впереди или кто командует. Есть. Есть и впередилетящий, и командир. Теперь уже слова долетали, там про пся крёв кричали и орали «Ура». И впереди на высоком белом коне летел с саблей в руке улан, одетый в узнаваемую сине-красную форму.

Бабах, Брехт нажал на спусковой крючок. Долго переучивался стрелять в этом времени, особенно из пистолетов. Из его М1911 совсем по-другому пуля вылетает. Прицелился, нажал на курок и всё, смерть чья-то унеслась. А здесь так нельзя. Нажал на курок, а пуля не сразу полетела, пока вспыхнул порох на полке, пока воспламенился основной заряд, проходит немного времени, не часы, но всё же. И всё это время нужно держать руку, удерживая цель на мушке.

Бабах. Специально не надеясь на удачу попасть в движущуюся и дёргающуюся мишень с приличного ещё расстояния, Брехт стрельнул в коня. Попал. Белый конь подогнул передние ноги и кувыркнулся придавив не успевшего выскочить из стремян улана. Пётр откинул пистолет за себя и из-под мышки вытянул второй. Уже совсем близко эта конная лава. Бабах и ближайший конь тоже полетел кубарем.

Ну, теперь и до его длинной сабли дело дошло. Одним слитным движением князь оказался в седле и вытянул из ножен саблю. Надо отдать должное его отряду, шестьдесят выстрелов в холостую, они не сделали. Из пятидесяти примерно нападающих осталось меньше половины. Великий уравнитель сработал как надо — равны силы. Надо ещё дать черкесам и егерям время вскочить в седло. Брехт вытянул саблю, приглашая несущегося к нему ещё одного улана сразиться. Дзынь и сабельки нет у поляка. Она просто переломилась об его изготовленную неизвестно из чего кочергу толстенную. Жах, и товарищ дальше скачет уже без руки.

Черкесы успели. Брехт оказался в самом центре польского отряда, и из-за и своего роста, и размеров шайра, был на метр почти выше остальных, видел всё, жаль, что не с высоты птичьего полёта. Звенело со всех сторон и железки острые мелькали. Один раз его конкретно рубанули. Из-за всё той же разности в росте коней, досталось ему по ноге. Спасла ташка. Поляк рубанул по ташке, сумочке кожаной с металлическим замочком. Бам. Больно-то как. Брехт в ответ ткнул поляка саблей и проколол насквозь и … остался без оружия, пролетевший дальше, явно уже мёртвый поляк, прихватив его саблю, поскакав дальше, ещё и кисть вывернуло Петру Христиановичу. Оставалось только скорее входить из боя. Пётр Христианович вытащил из ножен нож «Крокодила Данди» и даже умудрился рукоятью этого несерьёзного в сабельной рубке оружия врезать подъехавшему к нему вплотную поляку по плечу. Метил по голове, но дёрнулся товарищ. Но и по плечу удачно получилось, поляк выронил саблю и поскакал дальше уже тоже безоружным.

Пару секунд и Брехт оказался в тылу у поляков, они все проскакали мимо. Опять нужно было поворачивать неповоротливого Слона. Рубка подходила к кончу, может польские уланы и замечательные мастера сабельного боя, но здесь их не было, была шляхта, скорее всего мелкопоместная, у которых и сабельки из дрянного железа и учителя так себе, папенька или сосед время от времени, куда им против двух десятков два года обучавшихся профессионалов, уже ни раз участвующих в боях. Один за одним падали нападанцы с коней. Пётр Христианович и рад бы напасть на вражин с тылу, раз представилась такая возможность, но воевать-то чем. Хотя. Нож ведь есть, и он десять лет тренировался метать ножи. Да этот тяжеловат, но и сам сейчас богатырь. Брехт выбрал спину ближайшего живого ещё поляка и со всей дури бросил в него крокодильский нож. Эх, перестарался. Нож врубился под лопатку рукоятью. Но ведь за кило весом. Поляка скрючило, он выронил саблю и тут же был укорочен Маратом на целую голову.

Фух, отбились. Ох, блин, не без потерь.

Глава 8

Событие двадцатое