Некоторое время я молчу, а потом говорю со слезами в голосе:
– Он отнял, отнял у меня эту жизнь, Даш. Из-за него я выпала куда-то. Он все забрал. Ничего не оставил. Я просто хочу ту жизнь, которой у меня никогда не было. Этой жизни, – обвожу я руками вокруг себя. – Что в этом плохого?
Наш спор ни к чему не приводит. Я только довожу подругу до слез. Мы сидим на лавочке, я хмуро смотрю, как по земле бежит жучок. Даша сидит рядом и ревет. День заканчивается совсем не так, как я хотела.
Домой мы едем молча, обе расстроенные. Бабушка спрашивает, как прошел мой день. С улыбкой на лице я рассказываю, что день прошел просто чудесно.
На следующий день с самого утра я иду к Яме.
Через некоторое время приходит Рома. Из рюкзака он достает ножовку. Мы осматриваем цепь, прикидываем, где она тоньше и где удобнее пилить. Рома начинает первым. Мы сменяемся через каждые пятнадцать минут.
– Тебе не кажется, что наш план слегка не продуман? – спрашивает он во время своей смены. В этот момент я хожу по периметру Ямы. – Мы распилим ее, а что дальше? Какой у нас дальше план?
Может быть, это все зря? Как мы сделаем ловушку? Как заманим его сюда? Что будем делать потом, когда поймаем его?
Некоторое время я молчу. Дальнейшего плана у меня действительно нет.
– Основная часть плана будет позже, – уверенно говорю я. – Все, что пока нужно, – это распилить решетки и раскопать яму. Так что мы будем работать над этим этапом. А что делать дальше – об этом будем думать параллельно работе: руки заняты, но голова свободна. Ты пили, не отвлекайся.
Рома хмуро смотрит в землю и пилит с двойным усердием. Я хожу вокруг Ямы и думаю над его словами. Что дальше? Этот вопрос меня пугает. Каким образом заманим сюда это чудовище? Его не так просто обмануть. Оно никогда не ходит в одиночку, всегда только в компании. Но нам нужно отрезать его от остальных, заманить сюда одного. А потом… а что потом? Нет, не могу сейчас об этом думать. Слишком много дыр в нашем плане.
Через пару часов к нам присоединяются остальные. В конце дня мы заходим в одно из заброшенных зданий промзоны и прячем ножовки.
На следующий день я прихожу раньше всех. Тяжелая бездумная работа успокаивает. Монотонные однообразные движения приводят меня в состояние абсолютного спокойствия. В голове – ни единой мысли. Мне это нравится.
Несколько дней пролетают незаметно. Каждый день в точности похож на предыдущий. В голове будто груда битого стекла. Спина – заржавевшее железо. Руки покрываются жуткими мозолями. Через несколько дней мозоли лопаются, работа ножовкой причиняет ужасную боль. В следующий раз я приношу с собой перчатки.
Мы пилим по пять-восемь часов в день, продвигаемся миллиметр за миллиметром.
Родные радуются – ведь я начала есть. Они видят, как я ухожу куда-то на целый день, прихожу уставшая и сразу же набрасываюсь на еду.
Утром я ухожу из дома и возвращаюсь к вечеру. У меня болят все мышцы. Физическая работа утомляет. Но я рада этому – я засыпаю, едва коснувшись головой подушки. Никаких кошмаров и видений. Я просто проваливаюсь в черную пустоту.
Иногда, когда я ухожу из дома или возвращаюсь обратно, вижу Его. Наблюдаю, как Оно идет по улице. При взгляде на Него в груди закипает ненависть. Она придает мне сил двигаться дальше… к своей цели.
У меня не так много времени. Егор сказал, что Оно собирается уехать. Когда именно? Сколько у меня времени?
В один из дней караулю у их дома Яну. Завожу с девочкой ничего не значащий разговор и осторожно выпытываю нужную мне информацию: когда переезжает брат? Ответ: где-то недели через две, но не точно. Я не спрашиваю, куда он уезжает и зачем. Мне это неинтересно. Мне нужно знать, когда.