– А чегой-то она делает? – слышу шепот Антона.
– Копает, – отвечает Рома.
– Зачем?
– Будет морковь сажать.
– Морковь? Прям сюды? Нелогично.
– Это ты нелогичный, дурень. Здесь сейчас все нелогично. Яму она роет.
– Но зачем?
– Лучше спроси – для кого.
– Шта-а-а?
Я откладываю шифер в сторону. Смотрю на мальчишек. Они смотрят на меня с ужасом и недоверием. Я вздыхаю – шутки в сторону. Пришло время для серьезных разговоров.
– Я думаю, что всем нам пришло время поговорить, – говорю я и поднимаюсь с колен.
Мы идем к плитам, ложимся на теплый от солнца бетон. Мы говорим о том, о чем обычно предпочитаем молчать: о том, как нам приходится жить, чем мы отличаемся от нормальных людей. О том, как Оно забрало наше детство и пытается забрать оставшуюся жизнь. Мы говорим и с каждым словом чувствуем себя сильнее, потому что никто из нас не одинок. Мы вместе. Мы делим друг с другом нашу боль. Мы поддерживаем друг друга.
– И зачем тебе яма? Что ты хочешь с ним сделать? – шепчет Серега. Мы лежим зеркально друг к другу, наши макушки соприкасаются.
– Я хочу, чтобы он умер, – отвечаю я ему так же шепотом. – Самой мучительной смертью, которую только могу представить.
Молчание длится недолго.
– Е-е-е!! Смерть Стасу Шутову! – раздается радостный вопль, обращающий в шутку мои слова.
– Надеюсь, ты говоришь несерьезно, – качает головой Рома.
– А мне плевать! Даже если серьезно, я поддерживаю Томаса! Смерть белобрысому гаду!
Нам все видится игрой. Даже мне. Я не отношусь серьезно ни к своим словам, ни к поступкам. Но игру очень легко превратить в реальность, мы все об этом знаем. Мы не осознаем своих поступков. Не понимаем последствий. Не хотим думать об ответственности.
Когда-то мы были добрыми и милыми детьми. Теперь мы – злобные тролли, тонущие в собственном болоте отчаяния.